Глава 3.
Парик для Златовласки.

Таня недоуменно смотрела на прядь светлых волос, туго перевязанную тонкой лентой, некогда красной, но теперь выцветшей. Вот и все. Больше в свертке не было ничего: ни записки, не объяснений.
- Ого, последний привет из парикмахерской! Ну и чьи это космы? - поинтересовалась Склепова.
- Не знаю.
- И что тебе надо делать с этими магическими патлами? Пустить их на паричок? Или это тонкий намек, что рыжей Таньке пора краситься? Сколько можно - с первого курса ни разу ничего с собой не учудить! Для меня и неделя с одним цветом волос нереально! Меш бы народ не понял, и человечество осудило! - рассуждала Гробыня.
- Склепова, утихомирься! Разве не ты подарила мне этот ящик? - заметил Ягун.
- Когда я дарила шкатулку, она была пустой, как твоя голова. Через год - я была уверена точно, там появится какая-нибудь гадость. А вот что там обнаружится через два-три года - я и представления не имела. Может, вовсе и не гадость, а нечто совершенно иное, - произнесла Гробыня.
Она еще некоторое время заинтересованно разглядывала прядь в руках у Тани, а затем, быстро выпалив: "Вшей хотя бы нет? И на том мерси. Дай взглянуть!" - попыталась выхватить у нее волосы,
Однако, как оказалось, это была не самая мудрая затея. Внезапно Гробыня завопила и отдернула пальцы. Таня с удивлением обнаружила, что перстень Склеповой дымится. Похоже было, что его магия только что вошла в столкновение с другой магией и была побеждена.
- Если это не для меня, надо было словами сказать! Ненавижу эти хамовитые артефакты! - возмутилась Гробыня, дуя на пальцы.
Пипа посмотрела на часы и демонстративно зевнула.
- Ну все! Уже три часа! - сказала она решительно. - Кто как хочет, а я баю-бай! Всех лишних попрошу покинуть помещение! Всех нелишних попрошу заглохнуть!
Ягун покосился на Пипу, осторожно подзеркаливая. Пространство вокруг дочки дяди Германа накалялось. Это было верным признаком того, что Пипа раздражена и вот-вот может полыхнуть интуитивной магией. Магия же эта обычно бывала такой силы, что даже Поклеп Поклепыч предпочитал особенно не доводить ее на своих уроках.
- Я как раз собирался сказать всем: спокойной ночи! Пока, Танька! - произнес Ягун и отчалил.
Пипа заснула почти сразу, Гробыня минут через десять. Посмотрев на нее, Таня подумала, что во сне Склепова имеет мирный вид. Вполне можно было допустить, что когда-то в мире лопухоидов эту брутальную молодую дамочку, которая теперь всерьез собиралась ставить на место Вия, звали Анечкой и она гладила щекой пушистые варежки.
Таня некоторое время повертела странную прядь в руках, а затем, толком так и не поняв, что с ней делать и чего от нее ждать, сунула ее в одно из отделений футляра от контрабаса, предназначенное для мелких предметов. Феофил Гроттер, лично пошивший когда-то футляр из драконьей кожи, был очень деятельный и предусмотрительный старичок, любивший со вкусом устраивать свой быт.
- Felix qui potuit rerum cognoscere causas, (Счастлив, кто мог познать причины вещей (лат.) Вергилий, "Георгики", II) - скрипучим, но довольным голосом заявил Феофил.
Должно быть, он отслеживал все мысли, которые касались его лично.
Вскоре Таня уже спала. Сон ее был прерывистым и беспокойным. Что-то неопределенное, но вязкое и неотступное тревожило ее. Во сне она металась по кровати. То казалось ей, что она едет на верхней полке поезда куда-то далеко, спит и боится свалиться. То чудилось, что одеяло не одеяло вовсе, а ковер-самолет, который душит ее своими кистями. Уже под утро, вконец заблудившись в своих кошмарах, Таня внезапно увидела золотистую нить, похожую на нить Ариадны из магических мастерских на Лысой Горе. Нить пронизывала ее сон и куда-то уводила.
Следуя за нитью, Таня во сне села на вагонной полке и тотчас поняла, что сон завершился. Она была на своей кровати, в Тибидохсе. В окно, лишенное Черных Штор, била луна.

***

Таня провела рукой по лицу и снова хотела лечь, но внезапно увидела, что лучи луны, странным образом сплетаясь в золотистую нить, ныряют под дверь. Это было так непривычно даже для мага, который по определению не должен ничему удивляться, что Таня поспешно встала, быстро оделась и последовала за нитью. Как нередко бывает при пробуждении на рассвете, сознание у нее было очень ясное, лишенное дневных сомнений и страхов. Иначе она, разумеется, задумалась бы, стоит ли идти неизвестно куда, следуя за лунным светом.
Золотистая нить, висевшая в воздухе, вела по коридору мимо пустой в этот час общей гостиной и дальше, в тишину и ночь. Таня решила было, что нить указывает путь к Главной Лестнице, но нет. Миновав лестницу, нить некоторое время попетляла по редко посещаемым коридорам Жилого Этажа, где, по слухам, находились замурованные двери нескольких давным-давно проклятых комнат, а затем Таня увидела, что нить решительно сворачивает к старой каменной вазе и, пройдя сквозь нее, исчезает в стене.
Покрутившись рядом, Таня хотела уже вернуться, ибо, в отличие от нити, у нее были проблемы с прохождением сквозь стены, но внезапно ее посетила простая и очевидная мысль.
Она подошла к каменной вазе и попыталась сдвинуть ее. Массивная ваза отнеслась к ее стараниям с любознательным интересом мамонта, которого пытаются стащить с места и запинать два хомяка. Таня лишь выпачкала ладони липкой пылью.
- Антиллум древнидис! Шляпа! - недовольно уронил перстень.
Несколько секунд Таня заторможенно размышляла, что это может означать, а затем сообразила. "Антиллум древнидис!" было заклинание поиска секретных ходов, которое они когда-то давно проходили, но толком она его так никогда и не использовала. Под словом же "шляпа" Феофил имел в виду... хм... ну, будем считать, что все же головной убор.
Таня на несколько секунд задумалась, отошла на пару шагов, подняла перстень и, начертив руну, ибо одного заклинания в данном случае было недостаточно, произнесла:
- Антиллум древнидис!
Ничего не изменилось. Зеленая искра скользнула по перстню, но даже не оторвалась от него и очень скоро погасла. Всмотревшись в пылавшую в воздухе руну, Таня стерла ее ладонью и попыталась еще раз, добавив резкую горизонтальную черту, о которой прежде не вспомнила. Теперь даже Медузия, некогда полгода терзавшая их курсом рунной каллиграфии, не нашла бы к чему придраться. Она бы только хмыкнула и чуть опустила подбородок - максимальное одобрение, которое можно было у нее получить.
После произнесения заклинания зеленая искра послушно скользнула к руне, повторила все ее изгибы, а затем, направившись к вазе, трижды коснулась ее в разных местах. Тане осталось лишь повторить все за искрой.
Каменная ваза крупно задрожала и неохотно отодвинулась с видом сурового стража, вынужденного пропустить в Эдемский сад грешника по бесплатному билету. Сразу за вазой в стене обнаружилась лестница, такая узкая, что Тане приходилось подниматься, выставив вперед одно плечо. В противном случае она цепляла бы стены. Ступеньки же, напротив, были высокие до невозможности. Таня подумала, что лестница, должно быть, сделана для циклопов-дистрофиков.
Золотая нить уверенно указывала направление. Бьющий от нее тусклый свет разбрызгивался по влажным каменным стенам. После ста сороковой ступени, когда Тане начало казаться, что она уже едва ли не под самой крышей Тибидохса, проход внезапно расширился. Девушка оказалась на площадке размером примерно пять метров на пять с узкой, пробитой в стене бойницей, в которую пробивался свет луны. Значит, бойница выходила на ту же сторону, только теперь она находилась на полсотни метров выше, почти под самой крышей Большой Башни.
В центре площадки на небольшом возвышении, чертя тросточкой по столетней пыли под ногами, сидел юноша. Его кожа в лунном свете казалась голубой. Таня отпрянула. Она была убеждена, что об этом секретном ходе никто, кроме нее, не знает. Лишь пролетит глухой ночью призрак в белом одеянии или, спасаясь от Недолеченной Дамы, резвым потусторонним зайчиком проскочит поручик Ржевский.
Юноша поднял бледное лицо. Таня узнала Глеба Бейбарсова. Вот уж кого она не ожидала тут встретить.
- Здравствуй! - сказал Бейбарсов.
- Откуда ты здесь? Глеб пожал плечами:
- В общем, ниоткуда. Рад, что ты нашла дорогу.
- Я нашла дорогу? - недоуменно повторила
Таня.
- Ты пришла, потому что я звал тебя. Это я посылал тебе сны! Я сомневался, правильно ли сделал, что закрыл секретный ход, - спокойно ответил Бейбарсов.
Он приподнял трость, и Таня увидела вокруг ручки золотистое сияние. Ее окутывал клубок невесомых световых нитей.
- Ну да, - сказал Глеб, проследив направление, ее взгляда. - Моя бамбуковая трость притягивает лунный свет. Она полая.
- Там внутри что-то есть? - спросила Таня, вглядываясь в странные очертания клубка. Бейбарсов ускользающе усмехнулся.
- Лучше не спрашивай. Чтобы отнестись к тому, что там внутри, правильно и без омерзения, нужно быть некромагом.
- Я не хочу ничего с тобой обсуждать. Вообще это свинство - вытаскивать человека ночью из кровати темной магией, - сказала Таня.
- Знаю.
- Ты что, все знаешь? Ты опоздал. Вакансия занята. По части всезнайства у нас Шурасик, - отрезала Таня.
Бейбарсов отнесся к этому выпаду с чудовищным спокойствием. Таня даже обиделась. Ее упорно не воспринимали всерьез. Относились к ней хотя и нежно и терпеливо, но как к маленькой, довольно глупой девочке.
- Ты дрожишь, Тебе холодно, - сказал Бейбарсов. Он, как видно, вообще предпочитал не спрашивать, а утверждать.
Таня машинально кивнула, прежде чем задумалась, стоит ли признаваться.
Она думала, что Бейбарсов с видом усаживающейся на гнездо курицы начнет стаскивать с себя свитер, как это обычно делал Ванька Валялкин, и собиралась гордо отказаться, но Бейбарсов поступил иначе.
Он поднял руку, повернул ее ладонью к потолку, и на ладони его внезапно вспыхнуло длинное рыжеватое пламя. От пламени с треском отрывались белые искры, похожие на искры бенгальского огня. В тесной комнате под чердаком сразу стало тепло.
- Тебе не больно? - спросила Таня с изумлением.
Творить заклинания огня могла и она. Для мага пятого года обучения в этом не было ничего особенно сложного. Но не на собственной коже, разумеется. Коже, как правило, не хватало фантазии отнестись к огню с юмором.
- Нет, не больно, - сказал Бейбарсов. - Старуха учила нас и не такому. Дважды она заставляла нас спать в огне, таком жарком, что дверца печки накалялась докрасна. Я почти было сгорел, но меня подстраховала Аббатикова. А потом я и сам разобрался в характере этой магии... Не думаю, однако, что тебе тоже стоит это повторять. Тебя не защищает то, что защищает меня.
- А что защищает тебя?
Бейбарсов высоко поднял руку. Огонь жадно взметнулся к высокому потолку, и Таня увидела переплетенный рисунок из запрещенных рун, переходивший на стены. Голова у нее закружилась от натиска черной магии.
- Это необычный зал. Некогда - много лет назад - здесь собирались темные ученики Тибидохса. В самую длинную ночь года они приходили сюда с Жилого Этажа для совершения тайного ритуала. Тогда же выбирали короля и королеву темного отделения, которые считались полноправными повелителями весь год. Того, кто проговорился бы об этих встречах светлым, ждало отсроченное проклятие и мучительная смерть. Затем, уже при Сарданапале, традиция постепенно забылась, - пояснил Бейбарсов.
- Откуда ты знаешь про ход и ритуал? - спросила Таня. Ни она, ни Ванька, ни Ягун ни о чем таком и не подозревали, хотя проучились здесь не один год и облазили всю школу.
- Мне рассказал ваш библиотечный джинн. Абдулла, кажется, - небрежно пояснил Бейбарсов.
Таня поразилась, как скоро джинн Абдулла признал в Глебе своего и доверил ему тайну, хотя Бейбарсов вел себя скромно, спокойно, не ходил в перстнях с черепами, не орал, что он темнее ночи, и не смазывал накладные ногти ядом гюрзы, как некогда это делала Попугаева.
Вот он - истинный опасный некромаг, который живет, даже не задумываясь о том, какую магию творит,
- Не думаю, что даже Шурасику известно об этом секретном ходе. Чем, интересно, ты так быстро добился расположения Абдуллы? - спросила она задумчиво.
Бейбарсов пожал плечами.
- Не знаю даже... Странный старикан. Он почему-то сразу хорошо ко мне отнесся, когда мы встретились в три часа ночи на старом Тибидохском кладбище у склепа Чумы-дель-Торт, - небрежно сказал Глеб.
У Тани закружилась голова. Ей почудилось, что грозное имя, коснувшись темных рун, обрушилось на нее сверху камнепадом. Если бы Бейбарсов не подхватил ее, она бы упала. Невероятно, что он вообще может произносить это имя. Прежде она считала, что это в состоянии сделать только Сарданапал, она и, возможно, этот неведомый юнец Мефодий Буслаев, про которого говорят, что ему проще открыть магией врата Тартара, чем заставить сработать простенький Пундус храпундус.
- Старое кладбище? Склеп Чумы? Разве Чума... разве от нее что-то осталось после титанов? Сарданапал никогда ничего нам не говорил, - сказала она охрипшим голосом.
- Малышка, - произнес Бейбарсов сострадательно. - Ты не обижайся, но у меня такое ощущение, что это не я, а ты только что прилетела сюда из глухой чащи.
Таня кивнула:
- Угу. Пипа тоже говорит, что это смешно, когда москвичи спрашивают у иногородних, как им пройти на какую-нибудь улицу. Но часто это так и происходит. Закон природы. Когда люди боятся отстать, они чаще всего обгоняют.
Бейбарсов наконец перестал водить тросточкой по поту и отставил ее в сторону. Одновременно он опустил ладонь с полыхавшим на ней огнем, и Таня случайно увидела, что на пыли, где только что скользил край трости, начерчен чей-то профиль. Прежде чем она успела разглядеть что-либо еще, Глеб поспешно поставил на него ногу. Таня даже поморщилась, таким безжалостным ей это показалось.
- И зачем ты вытащил меня сюда среди ночи? Ты в курсе, что я встречаюсь с Ванькой? - спросила Таня.
- Да.
- И что ты по этому поводу думаешь?
- Я не обязан ничего думать по этому поводу. Я-то с ним не встречаюсь, - хладнокровно отвечал Бейбарсов.
- Ты всегда такой наглый? По-твоему, я должна терять голову всякий раз, как увижу некромага? - возмутилась Таня.
- Тебе решать. Но если серьезно, я на это не надеюсь. В меня никто никогда не влюблялся, - улыбнувшись, проговорил Бейбарсов.
- То есть ты хочешь сказать, что никогда никому не нравился? - с сомнением спросила Таня, вспоминая о Гробыне, которая слишком уж часто в последнее время упоминала Глеба в своих разговорах. Разумеется, она перевирала его фамилию, называя его то Купайтазиковым, то Грызисухариковым, то Кусайматрешкиньм, но в варианте Гробыни это-то и было как раз подозрительно. Правда, она могла и ошибаться.
- Скорее всего, никому, - сказал Бейбарсов. - Когда ведьма меня украла, мне было столько лет, что всех девчонок в мире я променял бы на одну машину с радиоуправлением. Ну а далее несколько лет вообще выпали из жизни. Когда повсюду в землянке валяются кости и высушенные человеческие внутренности, а за окном бродят не похороненные в войну солдаты из увязшего в болотах подразделения СС и предлагают купить мундиры и ржавые ордена, как-то совсем не до мартовских настроений... К тому же были и другие причины. Как-нибудь, возможно, я расскажу тебе.
- А Аббатикова и Свеколт?
- У них, я думаю, то же самое. Ленка Свеколт все время училась. Под конец даже старуха-ведьма от нее спасалась, так Ленке хотелось узнать все тайны некромагии. А Аббатикова... - Глеб задумался. - Знаешь, похоже, Аббатиковой я когда-то нравился. Но не думаю, что это было настоящее чувство. Так, что-то детское, поверхностное, едва ли серьезное...
Таня спохватилась, поймав себя на мысли, что начинает его жалеть. А от жалости до любви, как известно, один шаг. Разве не так же она когда-то полюбила вихрастого Валялкина?
- И из-за того, что ты жил у ведьмы, ты решил за мной ухаживать? У тебя нет шансов, - заявила Таня решительно.
Все-таки этот тип, сдернувший ее ночью с постели и заставивший следовать за золотой нитью, ужасно тревожил ее в последнее время, нарушал хрупкую внутреннюю гармонию.
Глеб усмехнулся:
- Ну, нет так нет. Думаю все же, что я еще помучаюсь...
Таня повернулась и быстро вышла. Уже шагнув на первую ступень длинной лестницы, она повернулась, опасаясь, что Бейбарсов последует за ней. Однако Глеб этого не сделал. Он вновь чертил что-то тростью на пыльном полу, и, казалось, его занимало теперь только это.
Всю обратную дорогу Таня с раздражением думала о Бейбарсове. Он казался ей самоуверенным и напористым человеком, в котором, однако, было не что такое, что заставляло ее вспоминать о нем куда чаще, чем ей самой того хотелось.
И лишь на Жилом Этаже, подходя к комнате, она спохватилась, что за последний час вспомнила о Ваньке лишь однажды, и то приводя его в качестве аргумента для Бейбарсова. Это показалось ей таким несправедливым, таким обидным для нее и для Ваньки, что она без особого повода запустила Дрыгусом-брыгусом в Инвалидную Коляску, которая терпеливо стояла на пересечении коридоров в надежде испугать какого-нибудь первокурсника.
Коляска дважды перевернулась в воздухе, заскрипела и оскорбленно сгинула, так и не дождавшись первых петухов. Таня решительно открыла дверь своей комнаты и, едва успев сделать шаг, вскрикнула, столкнувшись нос к носу с Сарданапалом.

***

Гробыня Склепова проснулась оттого, что Паж настойчиво стягивал с нее шпагой одеяло.
- Ты что, зарезать меня хочешь, ревнивое создание? - возмутилась Склепова, открывая глаза.
Она совсем было собралась запустить в скелет Дырь Тонианно заклинанием и уже подняла руку с перстнем, но внезапно услышала, что кто-то нетерпеливо и, похоже, давно стучит в дверь.
- Кого еще по ночам носит? Я предупреждала: до десяти утра меня не доставать. Раньше десяти я могу только убивать. Глом, это ты? - крикнула Гробыня.
- К сожалению, нет, милостивая государыня! - вежливо ответили из-за двери.
- Кто у нас еще такой прихлопнутый культурой? Жикин, что ли? Шурасик? Пнистый Скряга Дыр? Мин херц Супчиков-Бульонский, поклонник Пипы и всяких прочих муз? - спросонья пыталась определить Склепова.
- Снова не угадала.
Перестав играть в угадайку, Склепова сердито дернула дверь и тотчас от изумления едва не ввинтилась в пол, как штопор в горлышко бутылки.
- Ой, блин! Сарданапал! Извините, академик! - прохрипела она, бросаясь закутываться в одеяло.
- Жикин, Шурасик, Гломов, Бульонов? Так вот кто ходит по ночам по комнатам девочек? - с вежливым любопытством произнес академик.
Он прошел в комнату и остановился в двух шагах от скелета. Воинственный Дырь Тонианно попытался сделать выпад шпагой, но академик, не оборачиваясь, утихомирил его одним щелчком пальцев.
Склепова, закутанная в одеяло, как мумия в погребальные холсты, с любопытством и страхом разглядывала академика. В этот ранний час Сарданапал был одет довольно небрежно: в крылатые сандалии, лениво помахивающие крылышками, в греческую тунику и алый плащ. Его бушующие усы были скреплены на затылке двойными золотыми зажимами.
- А где Татьяна? Она срочно нужна мне, - спросил он с недоумением, посмотрев на пустую кровать.
- Танька? А куда она делась? - удивилась Склепова.
- Это я у тебя хотел бы спросить.
- Хм... Сейчас подумаем... Контрабас как будто на месте. Ага, я поняла! Она отправилась собирать мак для своего ручного таракана!
- Чего? - переспросил академик с недоумением.
- А вы думали, просто придумывать отговорки спросонья? Дайте мне чашку кофе и минут десять времени - я сочиню вам такую легенду, что сама в нее поверю! - хмыкнула Склепова.
Удивленный Сарданапал уставился было на свой перстень, явно собираясь прибегнуть к магии для определения того, где проводит ночи ученица Гроттер, но как раз в этот момент дверь открылась, и в комнате появилась Таня.
Последовавшая далее немая сцена была вполне в духе развязки гоголевского "Ревизора". Однако через некоторое время все устаканилось и актеры успокоились.
- Татьяна, я опасался разбудить тебя... хм... но, как видно, ты сама предпочитаешь вставать рано, - сказал академик растерянно.
Таня уставилась в пол. Ну что туг скажешь? Правду? Но правда в данном контексте не прозвучит, как говаривал Ягун.
- Что ж, здоровый образ жизни - это упоительно и прекрасно! Режим, режим и еще раз режим, говорю я Медузии, когда вечером она пытается напоить меня глинтвейном... Хм... О, какие у тебя розовые щеки! Бегала вокруг Тибидохса? - выручая ее, подсказал академик.
Таня пробурчала нечто, что при наличии воображения можно было принять как за "да", так и за "нет". У Сарданапала требуемое воображение, как видно, было в наличии, потому что он не стал задавать никаких дополнительных вопросов, хотя его маленькие глазки поблескивали, пожалуй, хитрецой.
- Habita fides ipsam plerumque fidem obligat! (Оказанное доверие обычно вызывает ответную искренность (лат.) Тит Ливий, "История", XXII), - одобрительно проскрипел перстень Феофила Гроттера.
Таня села на свою кровать и подвинулась так, чтобы между ней и умиравшей от любопытства Склеповой оказался Сарданапал. В данном конкретном случае академик казался ей безопаснее жаждущей подробностей и нюансов Гробыни.
- А теперь к делу... Два часа назад я получил пакет. Его принес очень важный купидончик в штанишках с лампасами и с необъятной кожаной сумкой. Его сопровождали две гарпии с мигалками и три патрульных хмыря на гробовых крышках. К счастью, гарпий отсекло защитное заклинание у моего окна, так что я их толком и не разглядел. Так только, пискнуло что-то и мелькнули чьи-то ноги... Скверно, очень скверно! Прежде магические школы не позволяли себе такого откровенного заигрывания с нежитью... - укоризненно произнес Сарданапал и, видно отвлеченный какой-то неприятной мыслью, надолго задумался.
- И в пакете было... - осторожно подсказала Таня.
- Совершенно верно, - проснулся академик. - Еще одно приглашение из спорткомитета Магщества. Его можно было бы и проигнорировать, но на нем все визы Лысой Горы. Отвертеться не удастся.
- От чего отвертеться?
- Ты летишь в Магфорд сразу после последнего экзамена, С тобой вместе летит Баб-Ягун и не только он. С того раза, когда мы говорили о поездке, произошли некоторые изменения. Теперь они хотят еще и кого-нибудь из наших некромагов. При этом гарантируют ему полную безопасность. Не знаю, чем вызвано такое смягчение позиции в отношении некромагии, но, думаю, подвоха тут нет. Я собираюсь послать Бейбарсова... В последний раз он недурно себя показал. Вначале он и Ягун будут играть во втором составе команды невидимок, а там в зависимости от того, как себя проявят...
- Нет, не надо посылать Бе... - начала было Таня, но, внезапно ощутив острое, почти скальпельное любопытство Склеповой, осеклась.
Сарданапал, которого Таня перебила, с укором посмотрел на нее.
- Молчу-молчу... - сказала Таня быстро.
- Я не закончил... - продолжал академик. - Кроме упомянутых бумаг, в пакете была еще одна, не скрою, неожиданная. Официальное приглашение для всего пятого курса Тибидохса плюс дополнительно для Пипы Дурневой, Генки Бульонова и малютки Клоппика.
- Приглашение куда? - мигом влезла Гробыня.
- Приглашение посетить Магфорд. Оформлено все чин-чином. Подпись с росчерком, сургучная печать с оттиском зубов декана. Даже висельная ленточка для красоты. Разумеется, мы, преподаватели, тоже отправляемся с вами. Декан Магфорда здравый человек и понимает, что одних мы вас не отпустим.
- А-а-а! - восторженно заорала Пипа, которая, оказывается, уже не спала. - Я еду к Пупперчику! Наконец-то смогу окончательно определиться, кто мне больше нравится: он или Генка. Ой, извините, академик!..
Сарданапал посмотрел на Пипу и вздохнул.
- Еще кое-какие подробности. Таня, Ягун и Бейбарсов будут жить с игроками команды Магфорда и принимать участие в тренировках. Остальные же - в гостевом корпусе и, разумеется, без тренировок, но с развлекательной программой. Через две недели все пятикурсники возвращаются в Тибидохс. За исключением все тех же Ягуна, Бейбарсова и Тани, которые остаются еще на шесть недель до матча со сборной мира. Вот, собственно, все, что я собирался сказать...
Академик снова посмотрел на Таню. Той почудилось, что Сарданапал хочет добавить еще что-то, но его останавливает, что в комнате они не одни.
- В общем, я надеюсь, все будет хорошо. И плевать на дурные предзнаменования! - произнес наконец академик, словно старался убедить себя, и вышел из комнаты, по рассеянности сделав это сквозь закрытую дверь.
Склепова добежала до двери и, придерживая одеяло, выглянула в коридор. Убедившись, что Сарданапал ушел, она с радостным воплем принялась кружиться по комнате и кружилась до тех пор, пока не потеряла равновесие и не оказалась в объятиях у верного Пажа.
- Дурные предзнаменования! Ха! С каких это пор они мешали красивым девушкам завоевывать мир? - выдохнула она, с хохотом изгибаясь в руках у скелета Дырь Тонианно.

Глава 4.
БУДЕШЬ МАЛО ЗНАТЬ - НИКОГДА НЕ СОСТАРИШЬСЯ

- Ну, ветеринарная магия как будто позади! - бодро сообщил Баб-Ягун, когда бабуся подошла, чтобы заговорить ему длинные десятисантиметровые царапины на руках, оставленные когтями гарпий.
- Угу, - созерцая себя в зеркало, мрачно согласилась Таня, у которой точно такая же царапина - разве что гораздо длиннее - тянулась от глаза к подбородку. - Повезло, что хоть не на лбу! - буркнула она, отворачиваясь от стекла.
В магпункте кроме нее, Баб-Ягуна и Ягге находились еще Ванька и Верка Попугаева. Последняя пребывала в глубоком обмороке после того, как гарпия капнула на нее пометом. Ягге то и дело подносила к Веркиному носу пузырек с нашатырем. Нашатырь почему-то не действовал, и Попугаева продолжала живописно лежать без чувств. Тане, однако, казалось, что даже в обмороке Верка продолжает сканировать и запоминать все, что происходит вокруг.
- Во всем надо видеть хорошие стороны. Одним экзаменом меньше. Теперь всего только и остались: основы белой магии, теоретическая магия, практика сглаза, нежитеведение и история магии, - жизнерадостно продолжал Ягун.
- Другими словами, это Сарданапал, Поклеп, Зубодериха, Медузия и Безглазый Ужас. Причем Безглазый Ужас явно оставлен на десерт, - сказал Ванька.
Ран, после многих из которых могли остаться шрамы, у Ваньки было втрое больше, чем у Ягуна и у Таньки, а все потому, что, помогая Тане поймать вырвавшуюся у нее гарпию, он случайно забыл о своей. При этом, как оказалось, его гарпия о нем не забыла.
Таня посмотрела на Ваньку. Он - исцарапанный и радостный, так мило и наивно улыбался ей и вообще был весь такой Ванька (ну прям слов других не найдешь - Ванька и Ванька!), что ей захотелось обнять его и взъерошить ему волосы. Но тотчас невольно вспомнился усмехающийся Бейбарссда, чертящий тросточкой на пыльном полу. И хотя Глеба рядом не было, он незримо стоял между ними. Чувство вины захлестнуло Таню как удавка. У нее перехватило дыхание. Она повернулась и выбежала из магпункта.
Ванька бросился было следом, но остановился на пороге и растерянно посмотрел на Ягге. Та только руками развела и, пробурчав что-то про шестнадцать глупых лет, дернула Ягуна за рукав.
- А ну не вертись, а то ошибусь! Будет как в прошлый раз, когда у тебя вместо того, чтобы порез затянулся, пальцы на ногах срослись!.. Ничего молодежь нынче не понимает! Пока сами в Тартар не скакнут, не поймут, что горячо! - сердито прикрикнула она на внука.
Не прерывая обморока, Верка Попугаева свернулась калачиком и, нашарив подушку, набитую душистой одолень-травой, сунула ее под голову. Попугаева все в жизни предпочитала делать с комфортом. Даже находиться в бессознательном состоянии.

***

- Никому не хочу навязывать своего мнения, но, поскольку экзамен принимаю все-таки я у вас, а не вы у меня, вам придется сделать то, о чем я вас попрошу, - сияя добродушнейшей из всех существующих улыбок, поведал академик Сарданапал. - Каждому я вручу листок с темным заклинанием, которое нужно превратить в светлое. Соответственно ученикам темного отделения будут розданы светлые заклинания, которые они должны превратить в темные.
- А если у нас не получится? - крикнул с места Семь-Пень-Дыр.
Сарданапал вздохнул.
- Заклинания мне помогали записывать Медузия и Великая Зуби, и сдается мне, подобрали... м-м-м... весьма своенравные. Так что мое пожелание, чтобы у вас получилось, иначе заклинания могут обидеться.
Он покосился на Ягге, которая стояла наготове около окна. Вид у Ягге был осуждающий. В руках она держала походную аптечку, с которой обычно приходила на драконбольные матчи.
Сарданапал взял со стола пачку белых листов и решительно подбросил ее над головой. От перстня академика оторвалась зеленая искра. Подхваченные неосязаемым ветром растрепанные листы метнулись к партам и легли на столы напротив тех, кому предназначались.
По бумаге пошли волны. Бумага выглядела такой пористой, что, казалось, рука, которая прикоснется к ней, провалится по локоть неведомо куда.
Зализина, по ошибке сцапавшая лист Кузи Тузикова, сидевшего с ней за одной партой, завизжала. Лист посерел, затем потемнел, начиная с центра. Сухой раскатистый взрыв подбросил парту на полметра вверх и аккуратно вернул на прежнее место. Узкий столб холодного огня взметнулся к потолку.
К закопченной Зализиной заспешила Ягге с мазью от ожогов. Зализина выла, прерывая вой короткими взвизгами.
- Лиза, соберись и перестань терзать мои барабанные перепонки! Ты не в оркестре!.. Предрекаю, что до конца экзамена ты доживешь... Покажи ладони! - решительно распорядилась Ягге.
- Ах, Зуби, Меди! Ну зачем все эти свирепости? Девочки, я же просил что-нибудь мягкое, что-нибудь доброе! Например, берешь чужой вариант, а он превращается в укоризненный такой тюльпанчик, который грозит тебе бутоном! - огорчился академик.
- Тюльпанчик! Нечего сказать! - фыркнула Ягге. - Да не дергайте вы руками, барышня! У вас далеко еще не предсмертные конвульсии! Но у вас они обязательно будут, если вы еще раз попадете мне по носу!
- Ах, мамочка моя бабуся! Как она ее отшила! Теперь ты понимаешь, в кого я такой уродился! - восхищенно шепнул Тане Баб-Ягун.
Сарданапал откашлялся, молодецки провел рукой по усам и продолжал:
- Тузиков, кгхм... возьмешь другой лист! Остальные: коснитесь своими перстнями правого нижнего угла бумаги! Советую ничего больше не путать.
Едва магические перстни коснулись листов, на бумаге медленно, точно всплывая из глубины, проявились руны магических заклинаний.
Таня с недоумением смотрела на доставшуюся ей руну, которую ей предстояло превратить в ее противоположность. Ей казалось, она видит ее впервые. Больше всего руна походила на пару дерущихся богомолов. Значение руны Таня представляла себе очень приблизительно. Кажется, нечто связанное с временной передачей прав. Именно на это указывал характерный росчерк в нижней части руны, общий для всех рун этого класса. Поломав голову еще некоторое время, она наконец вспомнила, что это была так называемая залоговая руна. Темные маги использовали ее, когда передавали свой эйдос в залог стражам мрака, получая взамен необходимое умение или артефакт.
Таня честно и мучительно разглядывала руну, пытаясь припомнить, какая светлая руна могла бы быть ее противоположностью и как изменить начертание, но прозрение упорно не наступало. У Тани случился особый экзаменационный ступор, известный всем, кто когда-либо сдавал экзамены. Это было ощущение, что ты не знаешь совершенно ничего и с трудом понимаешь даже само значение слова "билет". И знаешь вместе с тем, что хочешь не хочешь, а сдавать экзамен придется.
В полном отчаянии Таня решила было обратиться к Шурасику, который, давно закончив со своей руной, скучал теперь совсем рядом - просто рукой .дотянуться, но именно в этот момент стул Семь-Пень-Дыра резво подпрыгнул, сработав как катапульта, и, проехав животом по полу, Семь-Пень-Дыр уткнулся головой в ботинок прохаживающегося у доски Сарданапала. Из карманов у Дыра посыпались жабьи бородавки, дырки от бубликов и долговые расписки.
- От дополнительных замечаний воздержусь! - добродушно сказал академик, дождавшись, пока смущенный Пень поднимется на ноги. - Возвращайтесь на свое место, уважаемый, и впредь думайте своей головой. Ягге, обработайте нашему другу ссадины!
Таня уныло уткнулась взглядом в свой листок. Она поняла уже, что у Шурасика спрашивать ничего не станет. Слишком унизительно будет, если ей придется вот так вот, на глазах у всех, пропахать носом пол.
Чувствуя, что время экзамена истекает, Таня сосредоточилась и пером Финиста стала водить по бумаге. Напрягая память, она искала другую руну - руну, которая могла бы перечеркнуть действие первой и отменить ее. Это было мучительно. Все равно что помнить чей-то номер телефона, но без двух цифр где-то в конце или в середине, и лихорадочно набирать все возможные комбинации, слыша недовольные и заспанные голоса.
- Начинаем сдавать работы! - услышала она голос Сарданапала.
Шурасик и Лена Свеколт немедленно встали. Их листы легли на стол Сарданапала почти одновременно. Другие пока медлили. Кто-то еще надеялся списать, остальные торопливо проверяли. Таня видела, что Ягун и Ванька посматривают на нее сочувственно. Заметно было, что им худо-бедно удалось справиться со своим заданием. Оба хотят и не могут ей помочь, потому что ничего не видят на ее листе. Любая же попытка перерисовать руну станет роковой.
Сарданапал нетерпеливо посматривал на песочные часы, когда Таня неожиданно ощутила, что у нее сильно чешется бедро. Казалось, в карман заползло насекомое. Достав из кармана руку, она увидела, что к пальцам пристал длинный светлый волос. Это был один из золотых волос пряди, которую не так давно преподнес ей загадочный ящик Ягуна и которая лежала теперь в футляре контрабаса. Как этот волос вообще здесь оказался? Должно быть, это случилось вчера вечером, когда она ненадолго положила прядь в карман. Сама не зная зачем, просто повинуясь неведомому импульсу. И вот теперь она, кажется, начинала понимать, к чему все это было.
Оказавшись на столе, волос странным образом изогнулся и притянулся к залоговой руне, перечеркнув ее внешне незатейливым изгибом. Таня хотела было с досадой смахнуть его, как вдруг, следуя внезапному озарению, повторила пером Финиста причудливый рисунок изогнувшеюся волоса. Волос стал белым, истончился и растаял, распространив тонкий аромат неведомых древних благовоний.
Едва Таня оторвала перо, руна замерцала и медленно начала втягиваться в белую пористую бумагу. Спустя несколько мгновений она проявилась вновь, однако теперь это была не прежняя кроваво-красная руна, пунцовевшая на листе, точно брызги крови, а светлая, легкая, почти воздушная. Таня с изумлением узнала руну верности. Ее она знала и прежде и даже сумела бы изобразить, но никогда не подумала бы, что она так близка по написанию к грозной руне, похожей на дерущихся богомолов.
Сарданапал подошел и заглянул ей через плечо.
- Недурственно! - сказал он ободряюще. - Вероятно, написать можно было и аккуратнее, но общее направление мысли мне нравится...
Он взял ее листок и пошел дальше по ряду, собирая оставшиеся работы.
"Не догадался!" - поняла Таня. Она сидела не шевелясь, неотрывно глядя на перо Финиста. Волос помог ей, причем сделал это так, что не сработали даже защитные заклинания. Что же это был за волос? Чья прядь материализовалась в загадочном ящике Ягуна? И чего стоило ждать от нее впредь: беды или помощи?
Ощутив легкий укол в ауру - укол, который может почувствовать любой, даже средней опытности маг, Таня обернулась. С последней парты, где пристроились некромаги, на нее внимательно смотрела Жанна Аббатикова.
Едва Таня встретилась с ней взглядом, Аббатикова слегка пожала плечами и отвела глаза. "Я нравился ей когда-то. Но не думаю, что это было настоящее чувство. Так, что-то детское, едва ли серьезное", - вспомнила она слова Бейбарсова. Возможно, он говорил это как-то иначе, но суть была такой.
А что, если Глеб ошибался?

***

- Гроттерша, а Гроттерша! - сладко окликнула Склепова, когда после обеда Таня вошла в комнату, собираясь взять прядь волос и показать ее джинну Абдулле.
По тонким губам Гробыни бродила коварная улыбка. Разные по величине глаза смотрели с внимательным вызовом и задором.
"Ну вот, - подумала Таня, - сколько раз я это слышала! Начинается".
- Гроттерша, а Гроттерша! Пробочки серные из ушей вынь, а? - продолжала Склепова.
- А ты язычок спрячь! А то серная кислота капает.
- 0, есть контакт! А я опасалась, что связисты линию не протянули! - обрадовалась Склепова. - Лютик, лютик, это подорожник! Как слышите меня?
- Подорожник, слышу вас нормально! Уберите ноги с моей кровати и не воняйте, пожалуйста, лаком. Прием!
Гробыня с неохотой переложила ноги на собственное покрывало и улеглась на спину. Кисточка продолжала заботливо порхать у ее ногтей.
- Гроттерша, а ты знаешь, что ты хорошая девочка? - промурлыкала она.
- Не поняла, это что, наезд? - спросила Таня.
- Не-а, не наезд. И даже не повод для драки. Это ярлычок такой на тебе висит. И теперь ты хоть Сарданапала из базуки убей или в грязи выкупайся, все равно ты так навсегда и останешься "хорошей светлой девочкой".
- И что, это плохо?
- Хорошо, плохо - какая разница? Просто хорошие девочки в сто раз чаще попадают в неприятные истории, чем плохие девочки. Причем не потому даже, что ходят по темным улицам, а потому, что в голове у них синий туман и сплошная эйфория. Идеализм... хе-хе... такой высокой пробы, что клейма некуда ставить.
- Ты это о чем?
- Все о том же, о птичках! Вот сейчас ты Крушитележкиным слегка увлеклась.
- Я? Да чихать я хотела на твоего Потрошислонищева!
Гробыня зашевелила губами, пробуя слово на вкус.
- Не, Потрошислонищев не катит. Это для Глеба слишком брутально. Ему больше подходит: Догоняйжирафчиков... Так вот, Гроттерша, Кусайпесиков тебе совсем не пара. Я, конечно, понимаю, что неопытной девочке легко потерять голову. Все эти руки скелетов, превращенные в букеты черных роз, гробы с фиалками и прочие канцелярские нежности. Будет писать своей кровью записки и целовать кончики пальцев. В общем, роковой мужчина для дам с высшим и незаконченным высшим образованием.
- Типа Жикина, что ли?
- Ну, ты загнула, подруга! Жорж-то у нас известный ломака! Он - для девочек младшего школьного и среднего дошкольного возраста. Если Жорика спросить: "Хочешь чаю?" - он знаешь как ответит?
- Ну и как?
- Не "Да", а "Не буду говорить: нет". Хи-хи!.. Я тут вчера забавлялась. Говорю: "Жорик, ты меня любишь?" А он: "Не рискну утверждать обратное". Я: "Скажи, ты встречаешься с этой обезьяной Попугаевой?" Жорик: "Не стану противоречить. Каждый имеет право на дружеское общение". Клоун из детсада! Выучил тридцать фраз и гоняет их по кругу! Лягайосликов, надо отдать ему должное, гораздо разнообразнее. Если он и повторяется, то так редко, что я этого пока не замечала.
- Я тоже... - удрученно согласилась Таня. - Но хватит о Глебе. Поговори о ком-нибудь другом. Ну хоть о Пипе!
- А что о ней говорить? - отмахнулась Гробыня. - С ней-то как раз все ясно. Пипенция чудовищно верная. Лучше нас с тобой в десять раз. Будет как тетя Нинель и ее... ну, муж, короче, который вампирами рулит! Она стопудово останется с Бульоновым. Пуппер для нее так, психоз юности. Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой.
- А Пуппер с кем останется?
- Чего не знаю, того не знаю. Может, со своей тетей. Будет сидеть с ней у камина, вязать шерстяные носки и сверлить чайные ложки для голодающих Африки. Ладно, ладно, вру! Пуппер достанется Джейн Петушкофф. У них будет три девочки, и всех они назовут Танями. Самой Джейн будет плевать на девчонок, а Пуппер никакого другого женского имени попросту не знает. Таня расхохоталась,
- А как же их будут отличать, с одинаковыми именами?
- Одну будут звать Таня, вторую Тата, а третью Таташа. Вообрази: три Тани Пуппер с характером их маменьки Петушкофф. В общем, три Джен Эйр из пулеметного расчета.
- А Ванька что? Как он тебе? - спросила Таня, внутренне надеясь на поддержку. И она ее получила.
- Ну, Ванька твой - он внутренне гораздо лучше Боксируймышкина. Не такой броский, без всех этих заманчивых изломов, но очень надежный. Вот смотри, сколько у нас в Тибидохсе всяких недорослей, и один Валялкин еще туда-сюда тянет на хорошего человека. Ну хотя бы в общих чертах! О прочих Сарданапалах и Медузиях я не говорю, они за скобками.
Склепова с беспокойством зашарила взглядом по потолку, не исключая, что оттуда прямо ей в нос ударит молния. Хороший человек и замечательная женщина Медузия Горгонова не переносила, когда ее имя треплют почем зря, особенно в контексте бытовых сплетен.
- Да, Ванька хороший. Очень хороший. Может, именно в этом его беда. Возможно, если бы он один раз взял контрабас и огрел им меня по голове, было бы гораздо лучше! - грустно сказала Таня.
Незаметно сунув в карман локон, Таня захлопнула футляр и, задвинув его под кровать, отправилась в библиотеку к джинну Абдулле,
- Эй, подруга, будь осторожнее с Пинайпесиковьм! - крикнула ей вслед Склепова. - Он хоть и неплохой, а все-таки некромаг. А про них недаром говорят: когда просишь некромага подарить тебе котенка, всегда уточняй, какого котенка, живого или мертвого, имеешь в виду. Для истинного некромага отличие видится весьма зыбким.

***

Джинн Абдулла был традиционно похож на облако в штанах. Штаны дополняла феска, увенчивающая рыхлую голову. По широкому плоскому лицу плавали крупные бородавки. В минуту, когда Таня вошла в библиотеку, туда пулей влетел перепуганный первокурсник и поспешно выгрузил на конторку стопку книг.
Абдулла недовольно покосился сперва на мальчишку, а затем на большие песочные часы, в которых оставалось еще с полногтя песка.
- А-а, Пухов! Успел-таки! - разочарованно сказал Абдулла, поигрывая формуляром. - А я уже было сглазить тебя собрался! Такой прекрасный новый сглаз! Короста с палец, глаза, выпученные, как у лягушки! Грустно, друг мой, огорчил ты меня! Я так надеялся наконец испытать его на ком-нибудь!
Запыхавшийся мальчишка-первокурсник, мчавшийся, как видно, со всех ног, неуверенно улыбнулся. Он не смел еще верить своему счастью.
- Постой-ка, дружок! Учебник по снятию сглаза ты принес, а где противозапуковая закладка? - безжалостно продолжал Абдулла, мельком просматривая принесенные книги.
Первокурсник вцепился в книгу и торопливо принялся ее перелистывать.
- Неужели ты хочешь сказать, что забыл ее или, того хуже, потерял? Скверно, юноша, скверно! Ну и что теперь с тобой делать? - произнес Абдулла голосом, безжалостным, как нож гильотины.
Мальчишка вспотел. Он пугливо покосился на песочные часы, в которых оставалось не больше дюжины песчинок, рванулся к дверям, чтобы бежать в комнату, и, поняв, что не успевает, в изнеможении рухнул на пол.
Абдулла подождал, пока в песочных часах упадет последняя песчинка, а затем спокойно убрал часы в ящик конторки.
- Не было никакой закладки! Я пошутил. Ступай, друг мой Пухов, развивай память и впредь будь внимательнее! - великодушно сказал он,
Полуживой первокурсник с трудом поднялся на ноги, спотыкаясь, точно слепой, налетел на стену, столкнулся с Таней и лишь затем покинул библиотеку.
Джинн Абдулла идиллически завис над стульчиком и задумался. Его плоское лицо приобрело мечтательное выражение. Джинн настраивался, отлавливая в астрале свою загулявшую музу. Через некоторое время он извлек из-за уха перо и придвинул тетрадь, собираясь продолжить бесконечно переделываемую "Поэму тысячи проклятий". И именно в этот момент Таня кашлянула, напоминая о себе.
Абдулла не стал поднимать голову, однако один его глаз предупредительно переплыл на лоб и изучающе уставился на того, кто его побеспокоил.
- А-а, это ты! - сказал джинн без особого восторга. - Рад, рад... Чему обязан? Если я правильно понимаю, задолженностей у тебя нет. Иначе почему я забыл тебя сглазить?
- Задолженностей у меня нет. Просто я хотела показать кое-что.
- В самом деле? И что же ты хочешь показать бедному глупому старику?
Таня протянула руку и, разжав ладонь, протянула Абдулле прядь волос:
- Вот!
- А-а! Ну-ну... Ну и что?
Джинн посмотрел на волосы без интереса. Он вновь уткнулся в тетрадь и продолжал писать. Таня, которую обидело такое пренебрежение, убрала руку и хотела было уйти, но внезапно заметила, что перо джинна скользит по бумаге, не касаясь ее, а две бородавки на переносице столкнулись и закружились в водовороте.
"Ага, а ведь тебя проняло!" - подумала она, торжествуя. Таня быстро пошла к двери, уже зная, что джинн остановит ее. Так и случилось.
- Постой! - сказал Абдулла. - Э-э... Откуда у тебя этот... м-м-м... фрагмент паричка?
- Долгая история, - проговорила Таня, поспешно ставя блок от подзеркаливания. Подозрительное щекочущее ощущение в волосах исчезло. Абдулла разочарованно вздохнул.
- Долгие истории - моя слабость. Я их обожаю. Итак, девочка, я тебя слушаю! Ты хочешь знать все, не поведав мне при этом ничего? Так нечестно, - сказал джинн.
- Договорились. Я расскажу, откуда эта прядь у меня, а ты поклянись смертельной клятвой, что сообщишь мне все, что знаешь об этой пряди, - отвечала Таня.
- Хочешь сказать, я способен утаить что-то и даже соврать? Хорошенького же ты обо мне мнения! - возмутился джинн.
Таня тактично промолчала.
- Хорошо. Разрази громус, хотя твое предположение меня и оскорбляет! Ну-с! Откуда у тебя это? - буркнул Абдулла.
Таня в общих чертах рассказала ему о ларце и о том, что Ягун обнаружил там. Умолчала она только об экзамене, и то потому, что в отличие от Абдуллы не клялась Разрази громусом.
- Ох уж эти ящики для мелких телепортаций, вечно от них приходится ожидать сюрпризов! - хмыкнул Абдулла. - И ты, конечно, хочешь знать, почему на листке было твое имя?
- Да.
- Ответ очевиден. Потому что кто-то очень этого пожелал. Кто-то магически весьма подкованный начертил несколько рун и привел в действие сильное волшебство. Учитывая, что ящик для телепортаций долгое время стоял без дела и в нем скопилось много магии, именно он притянул то, что тебе пожелали. Вот и ответ.
- А если бы Ягун не открыл этот ящик, тогда что?
- Тогда ты получила бы локон каким-то другим образом. Неужели ты думаешь, что артефакт, который должен попасть к определенному человеку, не найдет к нему дороги? Ты ошибаешься, милочка! Артефакты мудрее большинства магов, а если и не мудрее, то гораздо лучше знают, чего хотят.
- Ты сказал "локон"?
- Именно. Дай-ка взглянуть еще раз! Кто знает, я мог ошибиться...
Таня протянула прядь Абдулле, но джинн поспешно отдернул руку и спрятал ее за спину.
- Э-э, нет! Предпочитаю разглядывать артефакты на расстоянии. Дистанция, милочка, нужна даже с близкими родственниками, не говоря уже о моментах, когда имеешь дело со своенравнейшими магических созданий! - сказал он назидательно.
Прищурившись, Абдулла всмотрелся в прядь Его лицо пошло рябью. Глаза столкнулись и расползлись в разные стороны. Рот, оказавшийся на лбу, криво улыбнулся.
- Точно. Это локон Афродиты, богини любви которую римляне называли Венерой. Однажды Афродита полюбила молодого красивого пастуха и, срезав прядь своих волос, подарила их ему. Это был знак любви - величайший дар богини. Вскоре, когда Афродита вернулась на Олимп, пастуха убили пираты. Это была обычная для тех лет история. Пираты высаживались, грабили прибрежные деревни грузили на корабли награбленные вещи, скот, рабов и поспешно отплывали, прежде чем города успевали прислать войско. Пастуха тоже хотели схватить. За красивого раба могли дать немалую сумму. Но он стал сопротивляться, бросился на пиратов, и копье, войдя ему в грудь, вышло из спины. При этом случилось так, что наконечник копья пронзил мешочек с волосами Афродиты, висевший у него на шее, и оросил их кровью. Убивший его пират сорвал с шеи у мертвого пастуха мешочек с волосами - он решил, что волосы из чистого золота, так они сияли - и принес на корабль. Вернувшаяся к вечеру богиня зарыдала, увидев тело своего возлюбленного. Воскресить его она не могла, ибо даже боги не всесильны. Поняв, что ее подарок оказался у убийц, она прокляла всех людей, которые когда-либо будут владеть ее волосами, за исключением тех из них, кто достоин лучшей участи. Ночью пиратская триера дала течь и за считанные минуты ушла на дно вместе со всем экипажем. Кто-то из пиратов пытался спастись вплавь, ибо берег был недалеко, но вода почему-то не держала их, хотя многие плавали как рыба. Прядь же волос Афродиты выбросило на берег. С тех пор началось странствие артефакта по миру. Кому-то он принес скорбь, кому-то счастье, но скорбь, увы, была все же чаще.
- Так вот почему ты отдернул руку? Абдулла хихикнул. Смех у него был неприятнейший, словно кто-то гремел в банке сухим горохом.
- Точно, моя маленькая! Я сделал это на всякий случай. Скорее всего, прядь попросту не далась бы мне, потому что по воле Афродиты ее локон может принадлежать только одному магу или обычному человеку.
- Афродита - богиня любви. Значит, магия этой пряди любовная?
Джинн скрестил руки. Сквозь его прозрачные ладони проглядывали ящики с формулярами.
- Мудрое замечание. Поскольку Афродита заведовала не выпечкой пончиков, то и магия у нее известного рода... Правда, магию пряди слегка подпортило проклятье, которое богиня наложила на всех людей с дурными помыслами, в чьих руках прядь окажется. Но, предположим, дурных помыслов у тебя нет. Тогда на один конец локона ты наговариваешь свое имя, а на другой - имя того, кого ты хочешь любить всю жизнь. И можешь не сомневаться, любовь эта будет взаимной. Самой прекрасной любовью из всех, что знал мир... - произнес он с усмешкой.
- Но это же чудесно! - с недоумением сказала Таня, спотыкаясь о его усмешку.
- Так-то оно так. А вдруг ты ошибешься и произнесешь не то имя? Не то, которое надо было произнести? Магия Афродиты не может быть отведена никем и ничем. Всю жизнь ты будешь прикована к человеку, который, возможно, совсем тебе не нужен. И все это будет цена одной-единственной ошибки! - с ехидством сказал джинн. - Если же забыть об этом, то у тебя в руках ключ от самой яркой в мире любви, малютка Гроттер... Правда, я тебе совсем не завидую.
- Потому что ты старый и дряхлый? - спросила Таня.
На правах давней знакомой она многое себе могла позволить. Однако забыть сдать книгу она не рискнула бы и сейчас. В конце концов дружба дружбой, а служба службой. Древний джинн всегда придерживался этого правила.
Рот Абдуллы, плавающий у него на лбу, изобразил ироническую улыбку.
- К разговору, кто из нас старый и дряхлый, мы с тобой вернемся лет через... э-э... семьдесят. Лет же через восемьдесят этот разговор вообще не состоится, и я останусь дряхлеть в одиночестве. Три-четыре тысячи лет в запасе у меня еще есть... - заметил он.
- Тогда почему ты мне не завидуешь?
- Локон Афродиты - артефакт своенравный и нетерпеливый. Он много дает, но многого и требует. Нужно воспользоваться им до определенного момента, иначе ты никогда не узнаешь настоящей любви. Проклятие обратится против тебя. Любовь не переносит тех, кто слишком долго демонстративно поворачивался к ней спиной. Любовь любит решительных и смелых, которые именно потому и не делают ошибок, что не боятся их совершить, - с пафосом произнес Абдулла.
Таня подумала, что в былые времена и джинном владели страсти, хотя представить себе бурлящий от любви пар было сложновато.
- А как я узнаю, что время выбора истекло? - спросила она.
- Прядь будет постепенно менять цвет. Точнее, терять его... Из золотистой станет бронзовой, затем цвета старой ржавчины. И наконец, попросту исчезнет, чтобы через пару десятилетий, возможно, появиться у кого-нибудь другого. В запасе у тебя самое большее месяц, Реально я начинал бы беспокоиться недели через две-три.
- А если я так и не решусь и за это время не произнесу имени? - спросила Таня.
- Тогда ты никогда в жизни не узнаешь любви. НИКОГДА. Как и все древние боги, Афродита была склонна к максимализму, - заметил джинн. - А теперь извини. Аудиенция закончена! У меня сеанс черной магии. Один из второкурсников сдал учебник по нежитеведению с вырванными схемами. Он надеялся, что я не замечу. Бедный наивный второкурсник. Возможно, он никогда в жизни не перейдет на третий курс!.. Как мне жаль, как мне жаль! Но начнем, пожалуй, с проклятия номер 704, пункт второй. А там... там можно и поимпровизировать! Покиньте библиотеку, ученица Гроттер, если не хотите, чтобы проклятие перепутало адресат.
Библиотечный джинн оглушительно высморкался в платок с черепушками, на котором Таня заметила вытканные буквы.
"Моему старому другу Абдулле в память о приятных минутах и бурно проведенной молодости. Аида М."
"Интересно, чем сейчас занимается эта Аида? Небось, это тихая и сентиментальная старушка, увлеченная его стихами! Сидит у камина с толстой книгой в руках и гладит кота", - подумала Таня.
Спрятав платок, Абдулла уже не обращал на Таню внимания. Она попрощалась, но в ответ услышала лишь невежливое мычание. Подождав немного, Таня пошла к дверям, как вдруг джинн, не отрывая взгляда от тетради, сказал в пространство:
- Влюбленные бесстрашны и отважны. Они как птицы пролетают самый яростный огонь, не опалив крыльев. Но, едва любовь умирает, силы оставляют птицу, и она сгорает.

***

Когда в установленный час они спустились в Зал Двух Стихий, там было полно народу. И без того огромный зал, еще больше расширенный свежим заклинанием пятого измерения, казался бесконечным. В отдалении, со стороны противоположной Лестнице Атлантов стены, шумел водопад. Порой ветер доносил его брызги. Кроме того, где-то рядом ощущался осенний лес. Под ногами у Тани шуршали желтые кленовые листья. И это было тем заманчивее, что за окном стояло лето.
На четырех хрустальных колоннах в центральной части зала был установлен помост для преподавателёй. На нем, точно принимая военный парад, стояли Сарданапал, Медузия Горгонова, Зуби, Соловей О. Разбойник, Поклеп Поклепыч, Готфрид Бульонский и Тарарах. Медузия была в строгом темном платье, Зуби - в пышном красном, и даже Тарарах не в звериной шкуре, как обычно, а в новых футбольных трусах, за резинку которых он заткнул здоровенную палицу с железными шипами. Эту палицу Тарарах носил с собой только в самых торжественных случаях. Готфрид Бульонский поглядывал на оружие Тарараха с завистью и даже дергал Зуби за рукав, чтобы она тоже посмотрела. Однако Зуби палицами не интересовалась и с досадой отмахивалась от мужа. И лишь Поклеп Поклепыч был в обычном куцем пиджачке, настолько пропахшем русалкой, что Медузия то и дело брезгливо подносила к ноздрям платок.
Джинн Абдулла и Безглазый Ужас парили над помостом, не нуждаясь в опоре и не завися от бренной плоти. Немного погодя Абдулла раздобыл где-то персидский ковер-самолет и носился над головами учеников так низко, что, казалось, мог зацепить их пышными кистями.
Усы академика Сарданапала, освобожденные от власти золотых зажимов, в восторге метались из стороны в сторону, как автомобильные дворники в дождь. Причем правый, наиболее шкодливый ус то и дело задевал заговоренное пенсне. По тому, как улыбался Сарданапал и как поглаживал бороду, видно было, что все изменения в зале - его заслуга, Примерно оценив объем магической работы, Тата поняла, что ей для того, чтобы сделать с Залом Двух Стихий то, что сотворил с ним за считаные часы Сарданапал, пришлось бы учиться не пять лет, а по меньшей мере пятьдесят. Совершенство в любом деле безгранично. Верхней планки не существует и не может существовать.
Таня пробиралась в толпе учеников, отыскивая Ваньку и Ягуна. Кроме выпускников здесь были еще вторые, третьи и четвертые курсы. Таня поглядывала на них с легкой снисходительностью. Ей казалось, что малышня невообразимо важничает. С другой стороны, насколько она себя помнила, сами они пару лет назад вовсе не считали себя малышней. Просто чем выше заберешься на дерево жизни, тем меньше кажется то, что находится внизу. И одновременно тем больше боишься упасть...
Многих из однокурсников Таня едва узнавала. Например, Гуня Гломов в черном строгом костюме, ослепительной рубашке и с галстуком-бабочкой походил на охранника крупного мафиози. Красивый смуглый Жора Жикин, у которого пробивались тонкие пошловато-задорные усики, - на наемного танцора. Семь-Пень-Дыр, все пальцы которого были унизаны перстнями, - на солидного банкира азиатского происхождения, и даже мешковатый Кузя Тузиков казался гораздо солиднее, чем был на самом деле. Он даже веника с собой не взял, что было уже значительным шагом эволюции на пути очеловечивания.
Несмотря на величину зала, основной народ сгрудился в центре, держась ближе к фуршетным столам. Таня лавировала в толпе. На кого-то налетала она, кто-то на нее. Кто-то здоровался, кто-то проскакивал мимо, как кусок мокрого мыла.
Шурасик стоял рядом с Леной Свеколт и втолковывал ей:
- Если рассматривать женщину как шутку природы, то, согласен, получилось смешно. Ха-ха-ха! Ненавижу вас, девчонок, всеми швабрами души!
Свеколт, не слушая, терпеливо и благосклонно кивала. Она была неглупа, и ум подсказывал ей, что смысл речей мужчины не в том, что он говорит, а в том, что хочет сказать. Или даже так: в том, что он мог бы сказать теоретически.
- Ваньку с Ягуном не видел? - спросила у Шурасика Таня.
- Там где-то, - сказал Шурасик, кивая в толпу.
Он хотел отвернуться, но пригляделся к Тане и поймал ее за руку.
- Погоди-ка минутку! - приказал он.
Шурасик нашарил в кармане хрустальный шар, внутри которого горел синий огонь, и быстро коснулся им Таниного лба, Синий огонь стал черным, разросся. Прозрачный шарик сделался мутным. Лена Свеколт посмотрела на Таню с сочувствием и что-то негромко шепнула Шурасику. Тот кивнул и, убрав шар, стал делать руками сложные пассы. Его кольцо то и дело вспыхивало. Таня ощущала легкие уколы.
- Что ты делаешь? - спросила она.
- Не мешай, а то собьюсь, - огрызнулся Шурасик. - Ставлю блок временной защиты! Сколько он продержится - понятия не имею. Но не думаю, чтобы его хватило надолго. Кому-то очень важно до тебя добраться...
- Что? Снова сглаз? - спросила Таня, едва Шурасик закончил.
Отличник начал было что-то объяснять, но Таня не расслышала. Шумная толпа подхватила ее и понесла дальше, к фуршетному столу. Там Кузя Тузиков допытывался у Гуни Гломова, как тому удается много съедать и почему он, Тузиков, не может с ним соревноваться.
Гломов поймал Тузикова за пуговицу и, откручивая ее, снисходительно пояснял:
- Смотри, веник, какая задачка! Представим, что в воскресенье ты идешь куда-то, где будет полно вкусной еды. Даже не просто вкусной, а обалденно вкусной. Естественно, съесть хочется побольше. Сегодня понедельник. Твои действия?
- Применю заклинание компактности Минимус мизерум. Помнишь, мы у Сарданапала на практикуме протаскивали караван верблюдов через игольное ушко? - спросил Тузиков.
Гуня передернулся:
- Ты что, перегрелся? Уменьшать осетров до размеров кильки - это все равно что из ведра пива сделать наперсток. За такие дела знаешь что бывает в приличном обществе?
Тузиков вздохнул и оттянул от шеи галстук. Он не знал, но догадался.
- Тогда не буду есть всю неделю, чтобы посильнее проголодаться! - предположил он.
- Тоже не выход. Желудок ссохнется и отвыкнет нормально работать. В гостях ты съешь самое большее полмиски салата, и кишки завяжутся у тебя морским узлом, - заметил Гломов.
- А как же тогда?
Гуня авторитетно поднял палец:
- Здесь главное: тренировка... В понедельник ешь хорошо и много. Во вторник еще лучше и еще больше. В среду ешь совсем замечательно. Так, чтобы за ушами трещало. И так наращиваешь темпы до четверга. В пятницу ешь уже обычно. В субботу - половину обычного. С вечера легко ужинаешь, яблочко там, груша... А в воскресенье не ешь уже ничего, только сырую луковицу и пару куриных яиц - не больше, чтобы желудок луковицей не сжечь. А потом к обеду идешь в гости, и ножки стола начинают дрожать от ужаса, потому что видят: пришел настоящий мастер. Ну что, веник, понял?
- Я не веник, но понял! - с обидой отвечал Кузя.
- Глом, ты где? - донесся издалека капризный голос Склеповой.
- Я здесь, моя пампушечка! - воодушевился Гломов и, забыв о Тузикове, точно ледокол, стал пробиваться сквозь толпу. Трижды Таня слышала громкий вопль: это Гуня нечаянно наступал кому-нибудь на ногу.
Толпа заволновалась, расступаясь. Таню подхватило образовавшимся водоворотом, куда-то понесло, и она увидела Ваньку с Ягуном. Наконец-то!
- Вот ты мне скажи, Валялкин, только без дураков: что лучше? Известные слова неизвестного автора? Неизвестные слова известного автора? Или неизвестные слова неизвестного автора? - разглагольствовал Ягун.
Он был в серебристом, с темной искрой пиджаке и светлых брюках. Рубашка белела как снежная вершина. Даже уши и те пунцовели не так вызывающе, подчиняясь общей гармонии.
- Ягун! Я тебя не узнаю! Ты похож на солидного человека, - сказала Таня.
- Угум. Мне сегодня весь вечер это говорят. Проблема в том, что я не имею ни малейшего желания им становиться. Для меня личина серьезного человека - маскировочный халат для вынужденного общения с идиотами. Идиоты - они любят, чтобы все было важно, чин чином. Костюмчик, ботиночки с блеском, надутые щеки, отстраненный взгляд в потолок, - отозвался Ягун.
Ванька молчал. Пока Ягун говорил, он все смотрел на Таню. Той казалось, что он вбирает ее в свою память. Оттискивает ее в зрачках, словно во влажной глине. Это было странное, очень странное ощущение. Оно тревожило ее, хотя бы потому, что Таня не понимала: нравится она Ваньке в новом облике или нет.
- Ну как тебе? - спросила она как будто вскользь, но на самом деле чудовищно напрягаясь.
- Платье тебе очень идет. Я даже не... Но я привык к тебё в джинсах. Теперь мне кажется, что это не ты, - сказал Ванька задумчиво.
- Ты считаешь, что пыльный свитер и джинсы - это все, чего я заслуживаю? - спросила Таня. Ее сознание сработало очень по-женски: как испорченный телефон.
- Я не о том. Любить красоту и совершенство легко. Для того же, чтобы воспринимать человека в его трогательном несовершенстве, нужны терпение и любовь... - сказал Ванька.
Таня пожала плечами. Выпускной вечер не лучшее время для рассуждения о трогательном несовершенстве. Сказал бы просто: "Ты мне нравишься! Все здорово!" - и ничего бы больше от него не требовалось. Нет, с Ванькой определенно что-то происходит. Не исключено, что золотые нити их жизней попросту расходятся, уводя в разные стороны.
Тем временем Ягун успел сменить тему и рассказывал, что Соловей О. Разбойник упорно собирается взять в Магфорд Гоярына. И это несмотря на то, что декан Магфорда и самая добрая тетя категорически против того, чтобы в Англию летел русский дракон.
- Но почему они против? - спросила Таня.
- Русских драконов боятся просто так, на всякий случай. Ради профилактики. То есть, конечно, считается, что с русскими у них мир, дружба, жвачка, но лучше, чтобы русские были без магических перстней и без драконов. И вообще желательно в клетке, - с обидой ответил Ягун.
В Зале Двух Стихий прозвучал незримый колокол. Ею раскатистый звук пришел откуда-то сверху, оттуда, где пятое измерение открывало небо, в котором лукаво перемигивались звезды Млечного шоссе. Именно так Ванька любил называть Млечный Путь.
- Дорогие ученики! Дорогие мои друзья! - услышали все усиленный магией голос Сарданапала. - Я не умею говорить красивых слов, хотя и учил в свое время моего друга Демосфена ораторскому искусству! К сожалению, он оказался не самым способным учеником, и мне пришлось лично редактировать все его основные речи...
- А я думал, только мне одному грозит смерть от скромности! - умилился Ягун.
- Но, как бы там ни было, сейчас мне просто хочется высказать то, что у меня на душе, - продолжал академик, - Пять долгих лет мы были с вами вместе. С кем-то даже гораздо дольше. А, Гуня, что скажешь?.. Пять лет мы передавали вам те знания, право на которые вы получили по своему рождению, по тому таланту, который невозможно утаить в себе. Кто-то из вас сумел взять у нас многое, кто-то ухитрился не взять почти ничего - и когда-нибудь, поверьте, еще пожалеет об этом. Дальше ваши дороги разойдутся. Кто-то, возможно, решит остаться в магспирантуре. Другие выберут иной путь. Кого-то он заведет в тупик, кого-то к великим свершениям. Но как бы там ни было - всегда помните: вы тибидохские маги, и на ваших плечах лежит не только ответственность за Буян, Лысую Гору и школу волшебства, но и за весь славянский магический мир. А это более чем почетная ноша, не забывайте об этом! Вот и все, что я хотел сказать, а теперь...
Джинн Абдулла демонстративно застонал, точно от зубной боли. Коснувшись локтя Сарданапала, Медузия что-то шепнула ему. Академик, спохватившись, откашлялся:
- Еще минуту внимания, друзья! Совсем забыл! По просьбе Абдуллы я с радостью передаю ему слово. Насколько я знаю, он хочет прочитать "Оду на окончание Тибидохса"!
Джинн Абдулла, давно в нетерпении подскакивавший на ковре, спикировал к преподавательскому помосту так стремительно, что Поклепу, чтобы его не сбило с ног, пришлось ухватиться за Тарараха.

Кверрус эрритам консерум
Адалъвайсверсимиури!
Шээрнусаперситмацвари!
Куберкоркис сверлидрвау!

- по памяти начал Абдулла, торопливо извлекая из своего халата свиток.
Пол задрожал. У младшекурсников, не успевших поставить блоки, пошла носом кровь. Атланты на лестнице стали зажимать уши, забыв о необходимости держать своды. Школа пошатнулась.
- Стоп-стоп-стоп! Хватит! Скажем джинну Абдулле большое человеческое спасибо! Аплодисменты, друзья! Скорее! - закричала Великая Зуби.
Зал начал поспешно рукоплескать, заглушая Джинна. Страшный гул мало-помалу стих.
Абдулла оскорбленно повернулся к академику:
- Но вы же обещали!
- Э-э-э... Дорогой Абдулла, как бы правильнее выразиться... Я ожидал, что ода будет более понятной и менее смертоносной. Ну, что-нибудь в духе:

Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сел, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!..

("Ода на день восшествия на Всероссийский престол Ее Величества Государыни императрицы Елизаветы Петровны" М. В. Ломоносова.)
- Но моя "Ода" в тысячу раз лучше!.. - заспорил Абдулла.
- Она смертельно опасна, дорогой Абдулла! Это чистейшая черная магия, которую даже стражи мрака не рискуют использовать!.. По техническим причинам "Ода на окончание Тибидохса" откладывается до момента конца света! - решительно отрезал академик.
- Кстати, у меня хорошая идея! Абдулла, почему бы тебе не написать приветственную оду Магфорду, ее декану и самой доброй тете? Должно же у нас быть секретное оружие? В конце концов не одни булыжники оружие пролетариата! - подмигнув Абдулле, предложил Тарарах.
- Не сомневайся! Я так и поступлю. И горе тому, кто помешает мне ее прочитать! - мрачно сказал Абдулла и, демонстративно повернувшись, к академику спиной, покинул собрание.
Соловей О. Разбойник попытался что-то сказать, но гомон в зале стоял такой, что его не услышали. На просьбу немного помолчать никто не реагировал. Тогда, покачав головой, тренер свистнул в два пальца. Первые четыре ряда повалились как кегли. Тишина сразу стала гробовой.
- Короткое объявление! Завтра в 9 утра все пятикурсники, летящие в Магфорд, должны быть на драконбольном поле! Никому не опаздывать. Всем тепло одеться. Лететь будем на большой высоте. Если вопросов нет, всем счастливого выпускного!
- Вопросов-то нет! Принесите кто-нибудь мой слуховой аппарат и новый барабан для перепонок! - трогая свои уши, проворчал Ягун.
- А теперь совместный подарок ученикам Тибидохса от преподавателей и не только от них! Ну, где вы там? Начали! - весело крикнул Тарарах и, замахав руками, подал кому-то знак.
На Лестнице Атлантов показалось около полусотни домовых с музыкальными инструментами. Учитывая несоответствие размеров, гитару несли четверо домовых, саксофон - шестеро, а здоровенный барабан - около десятка. Все домовые пыхтели и все были преисполнены ответственности. Помогая друг другу и охая, они спускались по огромным ступеням, каждая из которых была выше их роста. Учитывая, что им приходилось еще нести инструменты, зрелище было печальное. Тане с ее развитым зрительным воображением немедленно захотелось снять рекламный ролик, в котором десять младенцев второго года жизни стаскивают по лестнице концертный рояль.
В какой-то момент барабан выскользнул и покатился вниз. Домовые, спасаясь, с писком бросились в разные стороны, потеряв свои музыкальные инструменты.
- Это что, черная комедия для садистов? - поинтересовалась Гробыня. - Тогда почему мы смотрим ее стоя? Требую себе место в первом ряду! Гуня, кресло!
Тарарах бросился было к домовым на помощь, но его опередила Медузия. Она щелкнула пальцами, и мгновение спустя оркестр стоял уже на одном из столов в центре зала, настраивая инструменты. Особенно забавен был маленький домовенок с бас-гитарой, который суетился, подпрыгивал и жалобно искал глазами, куда ему воткнуть электрическую вилку.
- Сейчас будут танцы! - сказал он. Предчувствуя, что танцы будут парными, Ягун высматривал в толпе Катю Лоткову.
- Пригласи я кого-нибудь другого, меня не поймут. Почему-то многим трудно поверить с первого раза, что я патологически верное и преданное существо! - пояснил он Тане.
- Я в это верю, - улыбнулась Таня.
- Правда? Хм. Польщен. А кого ты, кстати, пригласишь на белый танец?
Хотя и с колебанием, Таня хотела было сказать: "Ваньку", потому что только с ним она обычно и танцевала, но почему-то осеклась.
- Я вообще не буду танцевать, - сказала она и с вызовом посмотрела на Ягуна, готовясь дать отпор, если он станет задавать вопросы.
Однако шумному и говорливому Ягуну было не занимать чуткости. Он ободряюще подмигнул Тане, сказал: "Ну пока! Я к Лотковой!" - и слинял. Чувствуя, что Ванька продолжает смотреть на нее, Таня отвернулась.
"Привет от пыльного свитера!" - ужасно хотелось сказать ей, но она сдерживалась, правда, с трудом. В конце концов, для кого, как не для Ваньки, она одевалась? Хотя только ли для него? В мысли о том, что все она делала только для него, было немало лицемерия, и у Тани хватало ума отдавать себе в этом отчет. "Видеть себя со стороны гораздо важнее, чем видеть себя в зеркале", - любила повторять на своих лекциях Медузия Горгонова.
Самый маленький домовенок подпрыгнул, пискнул и оглушительно ударил по барабану. В ту же минуту еще трое домовых запрыгали по клавишам синтезатора. Забавнее всего было наблюдать за трубачами и саксофонистами. Маленьких легких домовых хватало только на один выдох. Затем они отскакивали, переводя дух, а их сменяли другие. К тому времени, как последний из очереди успевал дунуть в трубу, первый уже восстанавливал силы.
- Ты будешь танцевать? - спросил Ванька, появляясь рядом. На его лице было недоумение и, пожалуй, обида.
- Нет. У меня болит нога! Может, тебе Зализину пригласить? Вон она там, у стола караулит! - ответила Таня, не оглядываясь. Она знала, что, если обернется, не вынесет укоряющего взгляда Ванькиных глаз.
Неожиданно Тане почудилось, что локон Афродиты нагрелся у нее в ладони. Это был особый жар, совсем не похожий, скажем, на жар раскалившегося магического кольца или взбешенного артефакта. Это был жар, проникавший в сердце.
Она тревожно оглянулась и, хотя никого не увидела, ощутила: кто-то зовет ее. Зовет телепатически. Забыв о Ваньке, она стала осторожно лавировать между танцующими парами, пытаясь понять, откуда исходит зов.
Вот Пипа - самоуверенный и напористый маленький танк - танцует с Генкой Бульоновым. Генка ссутулился, присел изо всех сил, и все равно Пипенция едва достает ему до груди. Чем не дядя Герман и тетя Нинель? История любит возвращаться на круги своя. Она любит привычные повторяющиеся ситуации, видя в них покой и стабильность.
Вот Шурасик с Леной Свеколт. Кажется, и во время танца они спорят о чем-то ученом, а затем Шурасик сердито останавливается и начинает быстро записывать на руке у Свеколт магические формулы. Ленка качает головой и в свою очередь пишет что-то на ладони у Шурасика... И эти двое нашли друг друга.
А вот и Гробыня с Гуней Гломовым. Зная, что грузный Гломов все равно оттопчет ей ноги, Склепова поджала их, и Гуня просто таскает ее, висящую у него на шее, танцуя за двоих. Гробыня только посмеивается и капризничает, командуя и призывая Гломова быть резвее, Нет уж, едва ли Бейбарсов сможет стать таким же Гуней, а раз так, то и этот выбор уже сделан, что бы там ни говорила и ни думала Склепова.
Вот Сарданапал танцует со строгой и суровой Медузией. Вот хохочет Великая Зуби, требуя у Готфрида Бульонского не пыхтеть, а вот Поклеп перевозит с места на место бочку с русалкой, к которой не так давно по просьбе Милюли домовые приделали колеса. В общем, все развлекаются как могут, и даже громадный Тарарах притопывает в одиночку, помахивая копченой бараньей ногой, в которую время от времени впивается здоровенными зубами. И весь счастливый вид питекантропа говорит, что танцы желудка ничем не хуже парных. К тому же с хорошо прожаренным бифштексом поладить проще, чем со своенравной девицей.
А вот проносится ловкий и быстрый Ягун с Катей Лотковой, Отличная пара, и танцуют оба хорошо. Правда, на лице у Ягуна легкая фоновая задумчивость. Должно быть, он не уверен, погасил ли огонь под котлом, в котором кипит олово с добавленной селитрой и перхотью барабашек, и теперь сомневается, ни рванет ли на радостях весь Тибидохс. Но это уже второстепенные детали, которые не должны затенять главною. А главное сейчас для Ягуна - Лоткова.
- Эх, Катька, не повезло тебе со мной! - вздохнул Ягун.
- Почему?
- Склёроз прежде меня родился... Через какое-то время ему надоело торчать в одиночестве, и он решил напомнить мне, что и мне пора рождаться, но забыл... На то он и склероз! - сказал играющий комментатор.
- Что-то я не понимаю, о чем ты, - озабоченно заметила Катя.
- Не волнуйся, я тоже не понимаю. Понимание всегда приходит последним, а уходит первым... Но разве это так важно? - разглагольствовал Ягун.
Проскользнув к лестнице, Таня нырнула за ногу ближайшего атланта. Здесь, уверенная, что ее никто не видит, она откинула со лба волосы и попыталась разобраться в своих чувствах. Локон Афродиты холодным жаром полыхал у нее в ладони. Разжав пальцы, Таня увидела, что он сияет так, словно она зачерпнула ладонью жидкое солнце.
Атлант, встревоженный жаром артефакта, стал переминаться с ноги на ногу. Таня поняла, что нужно уходить, пока ее случайно не раздавили. Золотистое сияние, которое отбрасывал локон, вело ее по лестнице наверх.
Примерно догадываясь, кто может оказаться там, наверху, но в то же время внутренне разрешая себе обманываться, Таня начала подниматься по лестнице так быстро, как позволяла ей высота ступеней.
Локон полыхал все ярче, настойчивее. Неведомый голос звал, манил. Музыка из Зала Двух Стихий доносилась едва-едва. Все размывалось тишиной, мелодия терялась. Звуки мягкими волнами накатывали и выплескивались на лестницу.
Таня поднималась по бесконечным ступеням, и вокруг ничего не было уже, кроме белых мраморных ног атлантов, которые выхватывал из темноты сияющий локон.
Довольно скоро Таня сообразила, где находится тот, кто зовет ее: на крыше. Нет, это была не та крыша Большой Башни, откуда они обычно летали ночами на Лысую Гору. По всей видимости, это была крыша Башни Привидений, потому что именно туда вела разветвляющаяся галерея.
На очередной маленькой лесенке Тане встретились старые знакомые: прикованный цепью меч-вампир и два черных надгробия. На рванувшийся к ее груди меч Таня едва обратила внимание. Зная его привычки, она заранее прижалась спиной к дальней стене, где он не мог достать ее.
Около надгробий она остановилась.
"Прямо здесь и сейчас будет похоронена Таня Гроттер!" - ехидно сообщило первое.
"Покойся с миром! Надела ли ты белые тапочки?" - спросило второе.
- А, вот вы где! Все вас ищут! - сказала Таня. - Меня послала Медузия Горгонова. Она собирается перенести вас в подвал!..
Буквы на надгробиях тревожно запрыгали.
"Она нас не поднимет! Мы тяжелые!" - сказало первое.
- Медузия сама и не будет. Для этого существуют циклопы, - ответила Таня.
Она проследовала дальше и, пройдя пару шагов, обернулась. Как она и ожидала, надгробия были в панике.
"А-а-а! Кошмар! Только не в подвал! Там темно, там мерзко! Лучше уж обратно на кладбище!" - прыгали буквы на втором.
"Перестань трястись! Мне стыдно за тебя! Как жалко, что я не могу тебе врезать!" - высветило первое надгробие.
"Умоляю, сделай что-нибудь! Не хочу в подвал! Там некого пугать!" - не унималось второе.
"Заглохни! Не унижайся перед ней!" - рассердилось первое.
- Ладно. Вы пошутили - я пошутила. Никто вас не заберет, - пожалев их, сказала Таня.
"Что? Свинья! Этим не шутят!" - возмутилось первое.
"Я чуть не раскололось от ужаса! Так за-заикой можно стать!" - высветило второе.
"Говорю тебе: выруби звук!" - рассвирепело первое.
Больше Таня не оборачивалась. Надгробия ей надоели.
Но вот наконец и крыша. Локон Афродиты вспыхнул в последний раз и погас. Лишь легкая пульсация доказывала, что сила не ушла из артефакта. На площадке перед массивным люком стоял черномагический защитный экран, установленный Поклеп Поклепычем. Эти экраны хорошо срабатывали против учеников первого-второго курсов, сдерживая их неостановимое желание лезть куда не надо и влипать в истории. Для старшекурсников, кое-что уже понимавших в магии, экраны становились только небольшой помехой.
Вот и сейчас, слегка приподняв руку с перстнем, Таня спокойно шагнула сквозь экран, ощутив лишь легкое покалывание. Эх! Эти бы умения годика три-четыре назад, когда они с Ванькой и Ягуном облазили почти весь Тибидохс, то и дело натыкаясь на такие вот экраны и другие блокирующие запуки!
Откинув люк, она выбралась на крышу. Взмывая вверх уступами, крыша Башни Привидений заканчивалась большим каменным шаром. На самом верху шара Таня увидела Глеба Бейбарсова. Он стоял и, скрестив на груди руки, смотрел на звезды.
Тане казалось, он удерживается на шаре лишь каким-то чудом. Ведь любой порыв ветра может сбросить вниз с огромной высоты.
- Эй! - крикнула она. Бейбарсов посмотрел вниз.
- Привет! - сказал он. - Там, внизу, в Зале, слишком людно. Ты же не любишь толпу, я не ошибся?
- Чаще нет. Не люблю.
- Так же, как и я, - кивнул Бейбарсов. - Только для меня толпа начинается с трех человек. А вот двое - это оптимально. Лишь общаясь с глазу на глаз, можно действительно узнать человека.
- И кого ты хочешь узнать?
Бейбарсов не ответил. Он присел и ловко, двумя точными прыжками спустился вниз, к Тане.
- Хочешь, отметим выпускной здесь, на крыше? - предложил он.
- Здесь? Каким образом?
- Ну, вид тут неплохой, а об остальном я позаботился.
Улыбаясь, Бейбарсов указал на что-то за ее спиной. Таня увидела зависший в воздухе столик. На столике стояла пузатая бутылка зеленого стекла. Рядом - ваза с фруктами и два бокала. В центре в бронзовом подсвечнике горела черная витая свеча. Стекающие по ней капли воска были похожи на слезы.
- Я не люблю черные свечи! - сказала Таня.
- Хорошо. Любое твое желание - закон.
Бейбарсов протянул руку и коснулся свечи. Тотчас черный воск стал белым. Однако огонь остался все тем же - зловещим и голубоватьм.
- Так лучше?
- Свеча только внешне изменила цвет. На самом деле она как была черной свечой, так и осталась, - упрямо сказала Таня, кое-что понимавшая в магии. Глеб усмехнулся.
- Тебе не угодишь. Что ж, мы решим это проще...
Бейбарсов взял свечу и сбросил ее с крыши. Обычная свеча сразу бы погасла, но магическая, даже падая, продолжала гореть, и, провожая ее взглядом, Таня подумала, как же высока Башня Привидений. Только истинному некромагу могло прийти в голову устроить здесь, на пронизывающем ветру, ужин.
- Ну вот, свечи больше нет, - заметил Глеб. - Теперь нам ничто не мешает, не так ли?
Он взял высокую бутыль и ловко, с негромким хлопком, открыл ее. Бокалы наполнились чем-то красным, пенящимся.
- Ну, за окончание Тибидохса! - сказал он, протягивая Тане бокал.
- Я не пью вино.
- Я тоже, но это не вино, - произнес Глеб.
- А что же?
Бейбарсов посмотрел на нее с досадой:
- Ты действительно хочешь знать?
- Да.
- Это кровь магического вепря. Я сам убил его когда-то. Люди, которые выпьют ее вместе, будут неразлучны всю жизнь...
- Что-о?
Пальцы Тани разжались. Бокал осколками разлетелся у ног.
- Ничего. Мы будем пить из одного. Не думаю, что для людей, которые любят друг друга, это принципиально, - хладнокровно сказал Бейбарсов.
- ГЛЕБ! Ты просто наглец! С чего ты решил, что я стану пить эту кровь вепря? И вообще, что я способна тебя полюбить?
Бейбарсов задумчиво поднял бокал и посмотрел на Таню сквозь его стекло. Она увидела его выпуклый глаз. Увеличенный стеклом, он, казалось, плавал в крови.
- Ну хотя бы потому, что я все время думаю о тебе. Или все дело в том, что я здесь недавно и не ухаживаю за тобой пять лет, как этот робкий юноша Валялкин? Ну погоди, не отвечай пока!.. Я хотел показать тебе кое-что... Видишь вон ту звезду?
Таня неохотно подняла голову. Она ощущала, что ее загоняют в угол. Никогда прежде ей не доводилось ощущать себя дичью. И Пуппер, и Ванька - они были совершенно другие. Бейбарсов скорее напоминал насмешливого и лукавого Урга, хотя тот и не был некромагом.
- Видишь? - нетерпеливо повторил Бейбарсов.
- Что именно? Там довольно много звезд, - сказала Таня,
- Много. Но твоя только одна.
- Моя?
- Смотри слева от Большой Медведицы... Нет, ближе к ковшу... Следи за моим пальцем!
- Там несколько мелких звезд.
- Смотри между третьей и четвертой! Вглядись, напряги зрение!
- Что-то совсем крошечное, - сказала Таня не очень уверенно.
- Не такое уж крошечное. На самом деле это большая звезда, просто она безумно далеко. Я назвал ее звездой Тани Гроттер.
- А другого названия у нее что, нет? - осторожно спросила Таня.
- Нет. Лопухоиды ничего о ней не знают. Она появляется на небе раз в четыреста двенадцать лет и всего на одну ночь - эту самую. В остальное время ее затмевает свет тех звезд, что находятся ближе к нам.
- Бедная! - сказала Таня, жалея свою звезду.
- Эта звезда - как ты. Ты тоже бываешь видна очень редко. Чаще тебя затеняют более броские, более громкие, более уверенные... Но они не ты. Они гораздо скучнее и бледнее тебя. Просто они находятся гораздо ближе к тем, кто смотрит... И опять же, поддельный и ограненный бриллиант всегда ярче настоящего, но неограненного. Но наступает момент, другие звезды расступаются, и появляется она, блестящая и яркая звезда Татьяны Гроттер!
Таня ощутила, как у нее перехватывает дыхание. Никто никогда не понимал ее так, как этот некромаг. Ни восторженно-практический Пуппер, в глазах которого так и стояли нолики чековой книжки и который даже на стул садился будто назло своей тете, ни Ванька, требовавший, чтобы она ходила в пыльном свитере и джинсах. Бейбарсов же, лишь недавно появившийся в Тибидохсе, понимал ее так, словно читал по книге.
- Значит, ты меня любишь? И когда же ты меня полюбил? Когда прилетел в Тибидохс и бросил к моим ногам ту черную розу? - спросила Таня, не выдерживая искушения узнать.
Бейбарсов покачал головой.
- Нет, не тогда. Гораздо раньше. Я люблю тебя почти три года. А еще точнее - тысячу семь дней. С такой же легкостью я могу перевести эти дни в часы или в секунды! - сказал он, даже не задумываясь.
- Странная у тебя арифметика, Тогда тебя не было еще в Тибидохсе, - сказала Таня.
- Иногда, чтобы любить, не следует быть близко. Иногда лучше быть далеко, - таинственно ответил Бейбарсов.
- Но ты не видел меня!
- Ты уверена? Если ты не видела меня, это еще не означает, что я не видел тебя, - усмехнулся Бейбарсов.
Таня уловила в его словах странную уверенность. Нет, это был не блеф. За словами Глеба определенно что-то стояло.
Почувствовав, что у Тани закружилась голова и момент наступил выгодный, Глеб шагнул к ней и протянул бокал с кровью вепря.
- Пей, и мы будем вместе всегда! Кровь вепря скрепит то, что должна!.. - приказал он.
Не задумываясь, слушая лишь биение своего сердца, Таня послушно поднесла бокал к губам и... внезапно вскрикнула. Перстень Феофила Гроттера отрезвляюще обжег ей палец. Таня разжала руку. Кровь вепря забрызгала Тане ноги.
- Asinus gloriosus! Asinus manebis in saecula saeculorum! (Хвастливый осел! Ты останешься ослом на веки веков (лат)) - с досадой проворчал Феофил Гроттер. Деду определенно не нравилось, как нагло и уверенно этот некромаг охотился за его внучкой.
- И конечно, звезду Тани Гроттер может увидеть только Глеб Бейбарсов! Остальные слишком близоруки, не так ли? - поинтересовалась Таня.
Бейбарсов посмотрел на осколки бокала и поднял глаза на Таню. При лунном свете ею глаза казались бархатными и обволакивающими, как у кота. В каждом зрачке плескалась красная тревожащая искра.
- Мне неинтересны остальные. Есть лишь ты и я! Весь остальной мир только мешает и разлучает нас. И поэтому с этой самой минуты остального мира не существует! Я запрещаю ему вторгаться в наши дела! - сказал он.
Бейбарсов вскинул голову к звездам и поднял руку ладонью вверх.
- Сила пустоты! Сила мрака! Сила смерти, повинуйтесь мне! Никто не уйдет с крыши! - крикнул он и резко сжал ладонь.
Тяжелый люк, ведущий на крышу, захлопнулся. Поперек люка легли приваренные железные полосы.
- Теперь нам не будут мешать, - удовлетворенно сказал Глеб. Таня попятилась.
- Зачем ты это сделал? - с тревогой спросила она.
Теперь она уже почти боялась Бейбарсова. Призывая силы мрака, этот юноша-некромаг играл в опасные игры.
- Не бойся! Я не сделаю тебе ничего плохого. Одна твоя слеза дороже всей моей жизни. Я выпью кровь вепря один! - улыбаясь, произнес Бейбарсов.
- Пей на здоровье. Многие лопухоиды тоже пьют одни и не делают из этого трагедии, - сказала Таня.
- Это другое. Тот, кто выпьет кровь вепря в одиночестве, умрет от неразделенной любви. Это будет долгая и мучительная смерть. Именно поэтому я не буду ждать ее, Я выпью кровь вепря и прыгну вниз, в пустоту, с твоим именем на устах. Если сильно оттолкнуться, пролетишь мимо крыши и помчишься вниз, вниз, к свободе. И пусть камни узнают мою любовь! Я погасну, как та черная свеча, которая только притворялась светлой!..
Прежде чем Таня успела усомниться в его словах, Бейбарсов зажал бутылку под мышкой, забрался на вершину декоративного шпиля и там, на шаре, встал во весь рост, с трудом сохраняя равновесие. Его смуглое лицо было обращено к луне.
- Сейчас скакнет! Сходим потом во двор? Мне интересно будет посмотреть на камни! Люблю цирковые представления! - пропыхтел Феофил Гроттер.
- Замолчи, дед! Не надо! - шепнула Таня, не понимая странной жестокости кольца. В конце концов ее дед порой злоупотреблял черной магией и не мог служить образцом благонравия.
- Глупая девчонка! Неужели ты не знаешь, что некрома... - начал перстень, но внезапно осекся и замолчал. Он потерял слишком много сил и истратил всю свою энергию.
Тане было совсем не смешно. Она не исключала, что Бейбарсов прыгнет просто из упрямства, чтобы доказать ей свою любовь. И что ей потом, всю жизнь просыпаться в поту, вспоминая, как его темная фигура летела вниз, шепча "Таня"?
А могли бы Пуппер и Ванька прыгнуть ради нее с крыши? Пуппер точно бы не прыгнул без подстраховочного заклинания, разве что его держали бы за подтяжки тетя Настурция и Джейн Петушкофф, а вот Ванька... Ванька... Здесь Таня невольно задумалась.
Продолжая балансировать, далеко откинув левую руку, Бейбарсов ободряюще улыбнулся Тане. Затем поднес бутылку к губам.
- Я люблю тебя, Таня! Согласишься ли ты выпить кровь вепря со мной? Нет?! Прощай! Падая, я буду думать о тебе... Чего стоит жизнь, когда не можешь получить то, что желаешь?
- Ну и прыгай, Чума-дель-Торт с тобой! Нет, стой!.. - внезапно крикнула Таня.
Бейбарсов вопросительно посмотрел на нее:
- Так "да"?
- Да!
- Ты действительно хочешь этого? Что ж, поднимайся ко мне! Мы выпьем кровь вепря на Башне Тибидохса, над всем Буяном! Весь мир будет у наших ног! Поднимайся!
Бейбарсов присел на каменном шаре, протягивая ей руку. Таня послушно, точно следуя за звуком магической дудочки, шагнула было к нему, но внезапно со стороны чердака донеслось несколько сильных ударов. Кто-то пытался попасть на крышу.
- Кто-то хочет помешать нам! Мир ополчился против тех, кто любит. Но они не успеют! Поднимайся же! - сказал Бейбарсов с раздражением.
Таня замерла, прислушиваясь к повторяющимся ударам. Через какое-то время удары прекратились.
- Ну вот они и оставили нас в покое, жалкие трусы! Руку, Таня! Мы выпьем кровь вепря, глядя на твою звезду! - усмехнулся Бейбарсов.
Однако он ошибался. Тот, кто стоял с той стороны, не думал сдаваться. Внезапно две зеленые искры прожгли люк и сорвали его с петель. Железные полосы, поставленные магией Бейбарсова, были вырваны с мясом.
На несколько секунд проход заволокло густым белым дымом. Не успев подумать, что она делает, Таня метнулась к выбитому люку, столкнулась с кем-то и, так и не разглядев, кто это был, проскочила на чердак, а оттуда на лестницу. Она мчалась, и ей мерещилось, что за ней гонятся черные тени.
Опомнилась она только тогда, когда меч-вампир, о существовании которого Таня забыла, пропорол воздух в сантиметре от ее щеки и с возмущенным звоном отлетел в сторону, отброшенный искрой магического перстня.
Прижавшись к влажной стене, Таня перевела дыхание. Рядом плясал клинок меча-вампира, который никак не мог смириться с тем, что добыча так близка, а дотянуться до нее невозможно. Испытывая судьбу, Таня меланхолично разглядывала его ржавые зазубрины. Звякала, натягиваясь, цепь. "Ну хоть ручку отпилю, ну хоть пальчик! Ну что тебе стоит?" - почти молил меч. Отвернувшись, Таня уткнулась пылающим лбом в холодный камень и простояла так несколько минут. Ей чудилось, что ее лоб и стена образуют единое целое и спокойствие стены становится ее спокойствием.
Уже много позже она поднесла руку к глазам и открыла ладонь. Локон Афродиты вспыхнул в полумраке ослепляюще и остро. Меч-вампир поспешно отдернулся, спеша убраться из полоски света.
Таня присмотрелась, проверяя, не начал ли локон менять цвет. Не происходит ли того, о чем предупреждал ее джинн Абдулла. Нет, локон все еще оставался золотым, однако с краю уже наметился медного цвета обод...
"Так и останешься без настоящей любви... Может, все-таки выбрать Бейбарсова? Да или нет?" - подумала Таня. Она даже оглянулась назад, на лестницу, ведущую на крышу.
Локон продолжал мерцать все так же ровно, распугивая сиянием тьму башни. Подсказки не было. Таня со вздохом спрятала локон, обошла меч и стала спускаться.

***

Таня не подозревала, что человек, чье плечо она зацепила в темноте, убегая с крыши, был Ванька Валялкин. Потеряв ее в Зале Двух Стихий, Ванька всполошился и сумел-таки отыскать с помощью одного из тибидохских домовых. Это для магов Тибидохс - огромное и путаное строение со множеством непонятно куда ведущих ходов, глухих лестниц и башен. Для любого же из домовых, связанных со школой волшебства сакральной пуповиной, тайн на Буяне нет. Главное - суметь найти с маленьким народцем общий язык. У Ваньки же это умение было от Тарараха.
Несколько раз ударив ногой люк, Ванька понял, что он заперт снаружи, и вышиб искрой. Он был так разозлен, что искра неожиданно получилась двойной, и люк вылетел с грохотом. Пространство вокруг Ваньки заволокло дымом.
Выбежав на крышу, Ванька осмотрелся. Дым уже почти рассеялся. Бейбарсов легко, точно кот, соскочил с шара и остановился рядом с Валялкиным.
- Что тебе здесь надо? - поинтересовался он.
- Где Таня? - крикнул Ванька, косясь на зависший в воздухе столик с фруктами.
- Это я у тебя хотел бы спросить! Кто тебя вообще сюда звал, убогий? - с холодным раздражением спросил Глеб.
Он щелкнул пальцами, и фрукты на столе обратились в пепел.
- Оставь Таню в покое, некромаг. Не знаю, зачем ты вертишься вокруг нее, но явно не затем, чтобы сделать ее счастливой! - вскипел Ванька.
- Что ты понимаешь, ловец гарпий? Уйди, жалкий маг-маечник, не вставай у меня на пути! Ты не знаешь, кто подарил ее мне и как ничтожен ты рядом с ней! - устало сказал Бейбарсов.
- Что-что? Я не ослышался? Тебе подарили Таню? - не поверил Ванька.
- Точно. Ты все услышал правильно. Рад, что серные пробки в твоих ушах пропустили мои слова! - похвалил Бейбарсов.
- Прекрасно. Рад за тебя! Разреши принести тебе мои поздравления!
- Разрешаю! Можешь приносить! - великодушно сказал Глеб.
Ванька Валялкин улыбнулся мягко и рассеянно. Потом сделал полшага вперед, размахнулся и врезал Бейбарсову в челюсть.

Глава 8.
МЕРТВЕЕ МЕРТВЫХ, ЖИВЕЕ ЖИВЫХ

Остаток ночи прошел смазанно. Таня была вместе со всеми, в Зале Двух Стихий, где гремела музыка, столы ломились от яств и среди танцующих, бряцая шпорами, кружились поручик Ржевский с Недолеченной Дамой. По случаю праздника в спине у призрака кроме дюжины ножей торчали еще пожарный лом и два томагавка. Кроме того, через каждые пять минут у Ржевского от восторга срывало крышу, которая носилась по залу отдельно от счастливой пары.
- Ах, мне так хорошо! Так легко, так свободно! Подержите кто-нибудь мой аппендикс, чтобы я могла всецело отдаться гармонии! - восклицала Дама.
Часа в три ночи, толкая перед собой бочку с Милюлей, которая скандалила и требовала продолжения праздника, из зала важно удалился Поклеп Поклепыч, обрызганный водой с головы до ног.
- Наконец-то! И наломал же Поклеп дров! Наливать русалке шампанское - это ни в какие ворота не лезет! У нежити и без алкоголя с головой неважно! - сказала Великая Зуби.
- Одно уточнение, милая! Поклеп тут ни при чем. Он не смог отобрать у нее бутылку, - восстанавливая справедливость, заявил Готфрид Бульонский.
Таня не искала ни Ваньку, ни Ягуна, ни кого-либо из знакомых. Она села в дальний угол, где, оттесненные с шумной площадки, сонно прохаживались сияющие жар-птицы, и просидела там до утра. Сложно сказать, о чем она думала. Ей казалось, все ее чувства прокручены в мясорубке и так перемешаны, что невозможно в них разобраться.
Часа в четыре к ней подошел Тарарах и опустился рядом. Таня боялась, что он начнет что-то говорить, однако питекантроп просто ободряюще положил ей руку на плечо. И оттого, что кто-то рядом, Тане стало легче. Уходя, Тарарах сунул ей длинный вертел с шашлыком.
Таня посмотрела на шашлык, подумала, что есть не будет и что ей кусок в горло не полезет, но потом все же укусила и незаметно для себя съела весь. Уже рассветало, когда Таня заметила, что в Зале Двух Стихий что-то происходит. Танцующие пары останавливались, маги перешептывались. А затем к Тане почти одновременно подбежали Гробыня и Лиза Зализина. Где-то за их спинами горообразно маячила масштабная фигура Гуни Гломова и мелькали усы академика, который деловито шел куда-то в сопровождении Медузии.
- Это она! Она виновата! Держите меня сорок человек, или я задушу ее! - театрально закричала Лиза Зализина, бросаясь на Таню.
Поймав взгляд Гробыни, Гломов неохотно подхватил Зализину и перекинул ее через плечо, как мешок с картошкой.
- Зачем же сорок? И одного хватит! - пробасил он.
- Гроттерша, что ты тут сидишь, как бедная родственница? Ничего не знаешь? - крикнула Склепова.
- А что я должна знать?
- Вообрази, на драконбольном поле Ванька дерется с Катайтележкиным!
- Как дерется? - не поняла Таня.
- Дуэль у них! Сдается мне, Пинайежиков Ваньку все-таки сделает. Он Гуню моего едва в гроб не вколотил, а тот малость погабаритнее Валялкина...
Слова Гробыни доходили до ее сознания медленно.
- Зачем же Глеб напал на Ваньку? - спросила она все еще отрешенно.
- Проснись, подруга! Торчимурашкин на Ваньку? Да это Ванька твой на него набросился! Подошел и врезал. Ну а что было дальше - в некрологе напишут! - удивилась Гробыня.
- Гы! И когда они только ухитрились? - пробасил Гломов.
В его голосе явно читалось сожаление, что врезал не он. Тогда и дуэли, вероятнее всего, не было бы.
- Тогда и ухитрились. Говорят, ночью Ванька на Садись-на-Ежикова набросился с кулаками, а тот вызвал его на рассвете на бой! А сейчас поручик Ржевский видел, как они шли к драконбольному полю...
- Но почему на рассвете?
- Потому что ночью силы уж больно неравны! Глеб же некромаг! Он его ночью одним дыханием испепелит, если захочет! Хорошо хоть он это сразу не сделал! - пояснила Склепова.
Внезапно Таня застыла и с силой укусила себя за руку.
- Дура я, дура безмозглая! Как же я сразу не сообразила?
- Ну и к чему вся эта самокритика, переходящая в самоедство? - с интересом спросила Гробыня.
- Идиотка я! Значит, на крыше Башни Привидений был он, Ванька! Он вышиб люк!
- О, ты еще и на крыше успела побывать? Интересная ночка! Рабочая экскурсия с вышибанием школьных люков и крушением мебели? Ни дня без строчки, ни часа без интрижки? Ты меня радуешь, крошка! - умилилась Гробыня.
Но у Тани не было времени разделить ее умиление. Она уже бежала, бежала так, что встречный ветер осушал ее слезы. За ней, крича "Постой!", неслась Гробыня, а последним переваливался грузный Гломов. Зализина, которую он по забывчивости так и не снял с плеча, мычала и колотила его кулаками по спине.
Когда они наконец оказались у драконбольного поля, там, у судейских трибун, уже собралась толпа. Маги образовывали полукруг, скрывая своими спинами то, что происходило на поле.
- Fama crescit eundo, - прокомментировал перстень.
В толпе сновал Семь-Пень-Дыр и, размахивая рукой, в которой была зажата стопка бумажек, орал:
- Принимаются ставки! Бейбарсов против Ваньки! Пять к одному?! Нет? Шесть к одному!.. Эй, почему на Валялкина никто не ставит? Я не могу принимать на одного бойца! Семь к одному!
- Пустите меня, пустите! - крикнула Таня.
- Не пускайте ее! Уберите ее! Она мне тотализатор сорвет!.. - запротестовал было Семь-Пень-Дыр, но вовремя взглянул на Таню и вырубил звук.
Запыхавшийся Гломов бесцеремонно растолкал толпу и помог Тане пробиться вперед. Он был уже без Зализиной. По дороге Лизка совсем его достала, и Гуне пришлось усадить ее в фонтан немного охладиться. Еще древние читали, что холодная вода прекрасно помогает справиться с эмоциями. Простодушный Глом, впрочем, додумался до этого чисто интуитивно.
Таня увидела Бейбарсова и Ваньку. Их разделяло метров десять. Они смотрели друг на друга и, казалось, не замечали ничего вокруг. Таня рванулась было к ним, но упругая сила отбросила ее.
- Бесполезно. Ты не первая, кто пытался их разнять. Они задействовали магию защитного купола. Причем усилили ее надежным черномагическим заклинанием! - пояснил кто-то, помогая ей подняться.
Обернувшись; Таня увидела Генку Бульонова.
- Так вот почему они решили драться на драконбольном поле! Потому что оно уже защищено! - воскликнула она.
- Да. Но это новое заклинание вдвое сильнее того, что используется на матчах. Пробить его невозможно. Шурасик говорит, защита прозрачна только с нашей стороны. То есть мы можем их видеть и слышать, а они нас не видят и не слышат. Должно быть, они опасались, что их станут разнимать, и подстраховались, чтобы им не помешали. Теперь вот они даже не знают о нашем присутствии, - добавил Бульонов.
- А если забежать с другой стороны поля?
- Дорогая, защита - она или есть везде или ее нет нигде. Мы бессильны. Этот купол не пробить даже Гоярыну. Все, что мы можем, - это смотреть или не смотреть! - образумил ее подошедший Шурасик.
Не поверив ему, Таня метнула в магический купол несколько искр, отскочивших от него шипящими бесполезными головешками, закричала и снова ринулась вперед, и снова была отброшена невидимой преградой. На этот раз еще бесцеремоннее. Она кинулась бы и в третий раз, не схвати ее Склепова в охапку со словами:
- Спокойно, Танюха! Возьми себя в руки! Сходить с ума следует постепенно и в свое удовольствие!..
- Что? Отпусти!
- Я говорю: крыша должна съезжать медленно и на колесиках. Гуня, помоги мне! Она мне ноготь сломала! Я одна не удержу эту психованную!
Почти сразу Таня забилась в медвежьих лапах у Гломова и перестала вырываться, поняв, что это бесполезно.

***

Ванька и Бейбарсов сблизились до восьми шагов. Это было предельно близкое расстояние для магических дуэлей. На таком расстоянии дрались обычно насмерть, так как искры не успевали остыть и прожигали соперника насквозь. Именно так двойным Искрисом фронтисом Ванька и вышиб тот люк на крыше. Правда, многое зависело от настроя, от того, насколько волшебник, произносивший атакующее заклинание, готов был идти до конца.
Великая Зуби на лекциях называла это "побочное действие магии".
- Жребий! - глухо сказал Бейбарсов.
Он сделал широкое движение рукой, и Таня увидела, как в воздухе что-то блеснуло. Одновременно с Бейбарсовым взмахнул рукой и Ванька. Затем оба, не сходя с места, наклонились, высматривая что-то на песке.
- Чего они хотят? - спросил Гуня.
- Они подбрасывали две половинки лунного гроша! - авторитетно пояснил Шурасик. - Иногда его называют монеткой для жребиев. Так как бросают монету двое и она срастается в воздухе, повлиять на результат невозможно. Даже будь я страж тьмы, а мой соперник маг-чайник, знающий только Дрыгус-брыгус, монетке это фиолетово.
- Ты! Первый выстрел твой! - сказал Бейбарсов.
Он спокойно стоял, скрестив на груди руки, и, прищурившись, с холодным вызовом смотрел на Ваньку. Таня заметила, что губы у Бейбарсова разбиты a сбоку рта запеклась кровь. Она усомнилась, что такой человек, как Глеб, может прощать обиды. То что он не ответил Ваньке на крыше, говорило только об одном: некромаг был настроен серьезно и собирался убить Ваньку на дуэли. Неужели Валялкин этого не понимает? Глупый маечник! Внезапно Таня осознала, что беспокоится о Ваньке куда больше, чем о Глебе. Ванька был храбрый кролик, который бросил вызов удаву. И пока кролик решает, то ли ушами бодать, то ли лапами топтать, удав неторопливо прикидывает, сколько в его противнике калорий и осталось ли место в желудке после позавчерашнего обеда.
Таня завизжала, но, разумеется, на происходящее внутри силового барьера это никак не повлияло. Ванька поднял руку с перстнем. Тане показалось, что его рука чуть подрагивает. Еще бы - попытайся вот так вот, первым, размазать человека, который стоит и, усмехаясь, смотрит на тебя.
- Ну-с, юноша! Я вас слушаю! Не отнимайте у меня время!.. После того как я закончу, мне еще собирать вещи в Магфорд! - нетерпеливо сказал Бейбарсов.
- Искрис фронтис, - твердо произнес Ванька.
- Все-таки не двойной фронтис. Напрасно. Некромага меньше чем двойным не сковырнуть, - процедил Гломов.
Зеленая яркая искра понеслась к Глебу. Тот подождал, пока она приблизится, а затем хладнокровно поймал искру разбитым ртом. Искра зашипела и погасла. Бейбарсов ухмыльнулся и вытер губы. Это было так жутко, что Таня вскрикнула.
- Некродыхание! Я слышал о такой технике, но никогда не видел! - оценил Шурасик.
- Сейчас бы еще одну искру - и в лоб! Вот бы он и надышался! Говорил я: две надо, две! - горячился Гломов.
Он отпустил Таню, и она вновь кинулась к прозрачному куполу.
- Что ж... Ты прошляпил свой шанс. Теперь моя очередь! - сказал Бейбарсов и, мрачно улыбаясь, поднял бамбуковую трость.
Его рука не дрожала. Ванька стоял и, опустив руки, смотрел на трость, направленную ему в сердце. Таня видела, что он не боится. Ванькина душа уже готовилась покинуть тело и лететь туда, где обретают покой достойные души.
- Ну вот и все... Тебя найдут на песке с остановившимся сердцем. Увлечение юности должно остаться вечно юным... Не волнуйся! Я буду заботиться о Тане! Пуппер не получит ее! - сказал Бейбарсов.
- Не болтай! - крикнул Ванька.
- Вечно эти светлые маги попадают впросак! Просто камикадзе какие-то. Так и рвутся умереть с достоинством. Нет чтоб самому пустить нормальную искру! - проворчала Склепова.
Бейбарсов собрался и вытянул трость еще больше вперед, точно хотел сделать укол шпагой.
Таня поняла, что еще мгновение - и Ваньки не будет. Она ударилась в купол грудью, ладонями и, плача, опустилась на колени.
- А ну прекратить! Прекратить, я сказал! - внезапно хрипло приказал кто-то.
Песок между Глебом и Ванькой столбом взметнулся к вершине купола и, с силой ударив в него, образовал нечто вроде грибовидного облака. По драконбольному полю пролетался ураган. Ванька и Бейбарсов закашлялись, защищая рукавами лица. Трость Бейбарсова отлетела в сторону, как соломинка. Когда ураган стих, Таня увидела, что между Ванькой и Бейбарсовым стоит Соловей О. Разбойник. Его скуластое лицо пылало гневом.
- Марш отсюда оба! Волшебники из детского сада! Дуэлянты! Поубивать друг друга вздумали! Отнять жизнь просто. Раз - и нет ее! Вы ее сперва подарите хоть кому-нибудь, клоуны! Марш отсюда, кому я сказал!.. Оба! И чтоб через два часа были готовы к полету в Магфорд! Через два часа! - крикнул тренер, задыхаясь.
- Дурак я! Не подумал о заклинании прохождения через песок! Правда, редкое оно. Песок в уши забивается, в нос... - с досадой сказал Шурасик.
Соловей щелкнул пальцами и, сняв заклинание защиты, повернулся к зрителям.
- А вы что встали? На бой гладиаторов пришли? Хлеба и зрелищ захотели? Шампанского и кина? Пряники с перцем, компот с убоиной? Все марш в Тибидохс! Во-он! Слышали, что сказал? Или для вас еще потанцевать? - закричал Соловей на зрителей.
Толпа как-то сразу начала редеть и рассасываться. Первым исчез предусмотрительный букмекер с именем, состоящим из пней и дыр. За ним мало-помалу испарились и все остальные. Ох, недаром боялись в старину дорожки прямоезжей пешие и конные. Недаром сидел на дубу Соловей-разбойник, не птенцов он там высиживал...
Бейбарсов подошел к Ваньке.
- Как ты понимаешь, мой выстрел остается за мной. Я вправе сделать его в любое время, когда пожелаю, - негромко сказал Глеб.
- Отлично! А пока иди проветрись! И о Тане забудь! - кивнул Ванька.
Бейбарсов поднял трость, холодно поклонился Ваньке и, не обращая внимания на Соловья, направился к Тибидохсу.

***

После известия о переносе времени встречи ежедневные тренировочные матчи стали гораздо продолжительнее. Сразу после обеда драконюхи выпускали Тефтелета и Кенг-Кинга. Выползая из ангаров, драконы щурились на солнце и ревели, выдыхая густой застоявшийся дым. Им вызывающе откликался Гоярын. Русского дракона так ни разу и не выпустили из ангара после прибытия в Магфорд. Даже обязательные полеты, необходимые для драконьих крыльев, были отменены по требованию того же Шмыглинга, заявившего, что поле требуется ему круглосуточно. Летать же над Магфордом запретил перепуганный декан, до сих пор не забывший, как у него в кабинете сто семнадцать лет назад взорвалась подброшенная нерадивыми учениками саламандра.
При первом же свистке арбитра - апатичного плешивого джинна на полосатом пылесосе - Тефтелет сразу взлетал и занимал место в правом углу поля. Немного погодя взлетал и более грузный Кенг-Кинг.
- Тефтелет есть замечательный дрякон! Я никогда не видеть такой олимпийский спокойствий! Он работать хорошо, рьовно, без гнефф. Он послющен любой команд. Я не понималь, почему ваш глюпый Соловей отговариваль меня. Соловей стар, Танья! Он растеряль свой нух, - как-то заявил Тане Шмыглинг, довольно поглаживая живот.
Таня благоразумно промолчала, хотя у нее было свое мнение, кто на самом деле растерял нюх, а заодно и последние мозги.
И вот, буквально за день до матча, грянула гроза. Случилось все примерно в середине тренировочной игры. Момента, когда Тефтелет бросился на Кенг-Кинга, никто не заметил. Все произошло внезапно. Таня как раз выполняла двойную бочку, обыгрывая Пуппера, который улыбался ей во всю свою зубную поликлинику, когда услышала шум и крики.
Когда Таня вышла из бочки, оба дракона были уже на песке. Ничего не понимающий, ревущий от боли Кенг-Кинг - снизу, а вцепившийся ему в шею Тефтелет - сверху.
Вокруг драконов, рискуя попасть под пламя, прыгали ангарные джинны и тренер Шмыглинг.
- Сделайль же что-нибудь! - визжал он. - Что вы тут носитесь, как полосатый ос? Он же его растерзайль в мелкую клочь!
- Так ведь эта... драконы жа, не ящерицы! Разве ж их за хвосты растащишь? Вот сейчас один другого прикончит, так и сам чудесненько отпустит! Мертвечинку-то они не уважают! - резонно отвечали ему джинны.
Айзек Шмыглинг схватился за голову. У него на глазах бронированная трехтонная туша целеустремленно убивала его дракона, а он ничего не мог сделать, кроме как колотить ее палкой по чешуе. Что скажет декан? Остаться без дракона перед решающим матчем!
Глаза Кенг-Кинга начинали уже гаснуть, когда кто-то негромко кашлянул у Шмыглинга за спиной. Тренер невидимок с раздражением обернулся. В паре метров от него стоял Соловей О. Разбойник. Маленький, одноглазый, подволакивающий ногу.
- Пакта серванда сунт! - произнес он негромко.
И эти тихие слова сотворили чудо. Тефтелет неохотно разжал пасть и поднял голову. Зубы и морда у него были в крови.
- Что вы ему сказаль? - изумленно воскликнул Айзек.
- Передал привет от всех болванов мира. И от вас лично.
- ЧТО??? - взвыл Шмыглинг.
- Свои возражения выскажете потом. Пока займитесь вашим драконом! Ему нужна помощь! - сказал Соловей.
Тренер невидимок метнулся к Кенг-Кингу. Из шеи у него был вырван большой кусок мяса. Артерии, похоже, не были затронуты, но все равно, стоило Кенг-Кингу попытаться повернуть голову, из раны начинала хлестать кровь. Но и это еще не все. При падении Кенг-Кинг сломал крыло. Вокруг покалеченного дракона суетливо бегали ангарные джинны.
Другие джинны поспешно заманивали в ангар Тефтелета.
Соловей подошел к Кенг-Кингу, потрогал ноздри, посмотрел на рану и цокнул языком.
- Жить будет. Летать тоже будет. Со временем. От забора до кормушки, - сказал он со знанием дела.
- Как ви можиль говориль такое? Послезавтра матч! Он должиль драться! Должиль быть нашими воротами!
- Боюсь, он уже ничего никому не должен! - спокойно отвечал Соловей.
Он повернулся и, прихрамывая, пошел с поля. Шмыглинг догнал его и схватил за руку.
- Но почемуль? Почемуль? Ненавижу этот проклятый Тефгелет! Кто-то его сглазиль, прокляль! Это все подлий зависть! Я ненавидеть фсех! Фсех!
Тренер невидимок бессильно погрозил кулаком ангару, в который заталкивали дракона бабаев.
- Клянусь стрелой, которая когда-то сделала меня кривым, это не зависть, а ваша глупость, - сказал Соловей.
- Мой глупость! Докажиль это! Не просто болталь, а докажиль! - вскипел Айзек.
- Какой сегодня лунный день? - спросил Соловей.
- А я откуда зналь, какой? Чего вы ко мне присталь со своей Луной?
- Вынужден вас разочаровать. Личной Луны у меня нет. Сегодня семнадцатый день Луны. В этот день драконов, если они родом из Индии или с Ближнего Востока, никогда не выставляют на матч. Тренер высшей лиги должен это помнить, если он на своем месте.
Шмыглинг застыл как статуя.
- А-а-а! Проклятье! Я забыль! Почему вы мне раньше не сказаль?
- Советы дают тем, кто в них нуждается и кто готов их выслушивать, не унижая достоинства советчика, - холодно ответил Соловей, снова собираясь уйти.
Однако Айзек Шмыглинг вцепился в него как клещ.
- Дракон... Мы в тупик! Нам нужиль новый дракон для невидимка! Ви будете продаль нам свой Гоярын?..
Глубокий шрам на лице Соловья дрогнул.
- Вы больны? А Буян вам в придачу не дать? - поинтересовался он.
- Ви не хотите, ньет? Мы класть много зеленый мозоль на ваш расчасанный счет! Вам же лично мы давать премия! Много водка, много любофф?.. Тоже нет? О, как ви сурофф! Тогда ви одолжиль его нам на один игра? Всего на один игра! За такой короткий фремя мы не сможем купиль приличный подготовленный дракон!
Соловей разглядывал Шмыглинга с живым интересом биолога, по пальцу которого ползет волосатая гусеница.
- На колени! - сказал он, прерывая его болтовню.
Айзек изумленно заморгал:
- Я вас не поннмаль. Я должен сесть к вам на колени?
- Вы должны встать на колени! Здесь, на песочке!..
Шмыглинг. поняв, вспыхнул:
- Вы не имеете райтс, старый дурак!..
- Я вообше не имею в Магфорде никаких прав! Но мне пора! Я вижу, дальнейший разговор не имеет смысла.
Шмыглинг быстро покосился направо, налево, проверяя, слышит ли их команда. Команда сгрудилась вокруг и, разумеется, все слышала. Красный, распаренный Шмыглинг выглядел таким раздраженным, что казалось - воздух нагревался, соприкасаясь с ним.
- Всем отвернуться, глюпый болван! Не смотрель сюда! - пискнул Айзек, грузно падая на колени. - Я признавать свой некомпетентность и просить ваш дракон! Теперь ви удовлетворен в ваш моралити? - сказал он с мольбой.
- Более-менее. В общих чертах, - выдержав паузу, спокойно произнес Соловей.
Шмыглинг встал и брезгливо отряхнул брюки. Видно было, что он считает сделку удачно завершенной.
- Еще мне нужны будиль ваш защитник! Я бы попросиль у вас мадемуазель Лоткофф. Гоярын можиль не подпустиль к себе моих защитник! Он будиль не понять, кто есть enemy, а кто friend, - деловито сказал он.
Соловей покачал головой и потрепал Шмыглинга по толстой щечке.
- Не расслабляйся, Айзек. За Лоткову тебе придется прыгать зайчиком!.. Готов? Начинай! - ласково сказал Соловей.

***

Вскоре стадион как-то внезапно опустел. Игроки и зрители переместились к драконьим ангарам. Кто-то помчался смотреть Гоярына, который из нежеланного гостя Магфорда стал теперь его единственной надеждой. Другие упивались унижением грозного Айзека, которого бывший разбойник залпом заставил выпить ту чашу унижений, из которой прежде по каплям приходилось пить самому Соловью.
Заморосил дождик, не столько сильный, сколько противный. Таня, оставленная наедине с тяжелым контрабасом, ладонью задумчиво стирала с него влагу. Ягун куда-то слинял. Таня подозревала, что его исчезновение связано с Лотковой, мелькнувшей в одном из гостевых ярусов.
Однако самой тащить контрабас ей не пришлось. Рядом, взявшись неизвестно откуда, прорисовался Гурий Пуппер. Почти сразу же поодаль демоническим сусликом замаячил Глеб Бейбарсов.
Стоило Пупперу протянуть руку к контрабасу, как Бейбарсов внезапно заинтересовался своей тросточкой. Приподнял ее, покрутил, и Пуппер вдруг осел на песочек, держась руками за живот. На лице у него застыло недоумение. Он не понимал, откуда пришла внезапно скрутившая его боль.
Таня присела рядом:
- Что с тобой?
- Сверлит что-то! - сдавленным голосом произнес Пуппер, пытаясь улыбнуться.
- Ты можешь встать?
- Не знаю. Сейчас попробую.
Рядом предостерегающе зацокали языком. Это, разумеется, был сочувствующий владелец тросточки.
- Ах как неаккуратно есть на завтрак много жирной пищи! Всегда могут приключиться колики! Лежите, юноша! Я уверен, через пару минут вам полегчает... А девушке я помогу. С детства любил носить музыкальные инструменты.
Бейбарсов взялся было рукой за гриф, но страдающий от колик Пуппер, подбежав на четвереньках, ухватился за струны. Струны жалобно застонали. Таня поняла, что еще немного - и вместо одного старинного контрабаса у нее будут целых два, но не подлежащих восстановлению.
- Отпусти! Окочуришься же! - без особого сожаления предупредил Бейбарсов.
Но Пуппер был упрям.
- Ньет! Татьяна, я не понималь, что со мной. Пусть я умираль, но я оказать тебе хельп! Пусть на моей могиле написать: "Пуппер умер, но тащиль ее контрабас!" - сказал он с мукой в голосе.
Бейбарсов пожал плечами и, буркнув: "Это была не моя идея!", вновь уставился на трость. По телу Гурия пробежала дрожь, и он застыл, уткнувшись лбом в песок.
Таня огляделась. Ей казалось, она бредит. Все было как в дурацком кино. Пустое поле, моросящий дождь, двое, застывшие в шаге друг от друга, не то любя, не то ненавидя, и третий, лежащий на песке.
- Ты убил его? - спросила она неожиданно спокойным голосом.
Глеб покачал головой.
- Нет Он в обычном обмороке. Но если я поверну трость вот так, то... - начал Бейбарсов. В его глазах появилось нечто маниакальное. Рука стала поворачивать трость.
Зеленая искра обожгла ему кисть, заставив выронить трость. Таня подула на кольцо.
- Не трогай Пуппера! Уходи! - сказала Таня Бейбарсову.
С минуту Глеб смотрел на нее так пристально, что Таня ощущала давление его взгляда. Взгляд был страстный, бархатный, манящий, однако разумом Таня понимала, что глуп тот мотылек, который летит на огонь.
"Если я позволю ему один раз принять за меня решение - это будет продолжаться всю жизнь. Тот, кто потерял корону однажды, едва ли вернет ее вновь", - подумала она.
- Не думай об этом! - сказала она Бейбарсову. - Не трогай ни его, ни Ваньку! Только прикоснись к ним, некромаг!
Бейбарсов усмехнулся краем рта.
- Допустим, я послушаюсь тебя и не трону этих беспомощных малюток, которые зачем-то учились магии. Но что я получу взамен? - спросил он.
- А всегда нужно получать что-то взамен?
- Желательно. Таковы правила торговли.
- Не все покупается, - произнесла Таня с раздражением.
- Ты хотела сказать: не все покупается за деньги. Что ж, готов признать, это так. Но то, что не покупается за деньги, покупается за красоту, ум, благородство, за хороший характер или просто за случайную улыбку. Даже сосулька, срывающаяся с крыши, покупает мгновение счастливого падения, разбиваясь потом вдребезги. Чем не сделка? Все в этом мире - торговля, хотим мы того или нет. Нет вещей, которые не стоят ничего. Как бы жалок ни был предмет, всегда найдется другой предмет, который можно за него получить.
- У тебя нет больше шансов, Просикопеечкин! Только что ты все себе испортил. Любовь нельзя купить, но можно потерять, - сказала Таня с негодованием.
Бейбарсов посмотрел на нее с усмешкой:
- А еще любовь можно продать. Как ты смотришь на сделку: один твой поцелуй за тушку Пуппера? К сожалению, у меня с собой нет крови вепря, так что цена довольно-таки умеренная. В какой-то мере это даже демпинг.
- Я поцелую тебя? Ты надышался эфиром, Душикотиков?
Бейбарсов наклонился, поднял свою трость и отряхнул с нее песок.
- Жаль, хорошая могла бы быть сделка... Что ж, придется завершить начатое. Бедный-бедный Пуппер. Кто мешал ему серьезно заняться защитной магией?
- Какая же ты сволочь, Бейбарсов! - сказал! Таня, вскидывая кольцо.
Если будет нужно, она применит двойной Искрис фронтис. Вот только будет ли толк? В любом случае прикончить Пуппера она не позволит. Даже если шансов у нее почти нет.
- Я сволочь? Вовсе нет, - мягко сказал Бейбарсов. - Просто я поставил цель и иду к ней. А когда достигну цели, стану мягкий и пушистый. Ну а сейчас все просто воля обстоятельств. Не виноват же я, что под ногами у меня путаются фанат драконбола и любитель магических зверушек?
- Кто тебе дал право так их называть? Фанат драконбола и любитель зверушек были давно, когда ты еще не путался под ногами! - возмутилась Таня.
- Это их забота. К тому же неизвестно, кто действительно был первым. Тот, кто ошивался рядом год за годом, или тот, кто действительно любил и страдал.
- Ты не стоишь даже пальца Пуппера и Ваньки!
- Никто нас не оценивал. Но если это и так, то жизнь не магазин. Полководцы, которые не стоят даже кариесного зуба худшего из своих солдат, командуют армиями.
Логика Бейбарсова была как рыцарская броня. Ни одного неуязвимого места. Можно было проломить броню, расплющить ее вместе со всем содержимым, как порой турист, не имея чем открыть консервную банку, в досаде сминает ее камнем, но таких внутренних сил Таня в себе не ощущала.
- И что же у тебя за цель? - спросила она зачем-то.
- Простенькая такая. Четыре буквы в имени. Первая "Т", - сказал Бейбарсов.
- Я?
- Такая буква в этом слове тоже есть, - признал Глеб.
- Тебе не светит.
- Возможно. Но я никогда не отказываюсь от задуманного. Кроме моей цели, существует лишь одна-единственная вещь, которая имеет для меня значение.
- Твои рисунки? - спросила Таня с внезапным интересом.
- Все может быть, - сказал Бейбарсов ускользающе.
У Тани создалось впечатление, что он старательно избегает любого разговора о своих рисунках. И связано это, возможно, не только с обычной авторской скромностью и страхом быть осмеянным.
- Ты веришь в сны? - спросил Глеб.
- Не особенно, - сказала Таня, слегка кривя душой.
В сны-то она верила, но уж слишком много глупостей снилось ей в последнее время. Спутать же вещий сон со сном-мороком очень просто.
- Значит, тебе никогда не снились настоящие сны? Ой ли? - недоверчиво спросил Бейбарсов. - Вот мне, например, когда становилось совсем плохо там, у ведьмы, среди всей этой мертвечины, снилось всякий раз одно и то же лицо.
- Мое?
- Неважно, - сказал Бейбарсов с досадой, отсекая все попытки прорваться в свое внутреннее пространство. - Ну так что мой поцелуй? Уж не считаешь ли ты, что я забыл о нем?
Таня замешкалась. На языке у нее уже вертелось "нет", почти готовое сорваться, вполне такое созревшее, уверенное и крепенькое "нет", но она не успела его произнести. Бейбарсов коснулся своими губами ее губ, и ее словно потащило в водоворот. Она не понимала, летит ли она вверх или вниз, к звездам, сверлящим ее холодными глазами, или в бездну. Все продолжалось одно мгновение. Таня поняла только, что это было хотя и заманчивое, но темное, пугающее и несозидательное чувство. Чувство, которого жаждали лишь темные стороны ее души. А раз так - стоило прижечь его, пока оно не пустило корней. Нельзя идти на поводу у тьмы, даже если эта тьма есть в тебе и ты чувствуешь ее дыхание.
Ей вспомнился академик Сарданапал. Однажды он сказал, что у человека в этой жизни есть два пути, и в начале каждого из них его поджидает проводник. Они ждут и смотрят, кому ты протянешь руку. И тогда целую вечность не разомкнётся это рукопожатие. Беда в том, что внешне проводники похожи и спутать их очень-очень легко.
Сильно толкнув Бейбарсова в грудь, она вырвалась.
- Это был омерзительный поцелуй! - сказала она.
Бейбарсов слегка поклонился. Теперь в его взгляде была откровенная насмешка.
- Емкая характеристика! Сдается мне, ты и твои губы разошлись во мнениях. Как бы там ни было, дискуссия закрыта. Пуппер твой. Через минуту он очнется и не будет ничего помнить. Так что сама решай, говорить ему или нет... - сказал Бейбарсов и стремительно начертил в воздухе руну.
Он перехватил трость за середину, быстро провернулся вокруг своей оси и исчез в серебристом сиянии телепортационной вспышки.
"Да что же это такое? И опять последнее слово осталось за ним!" - подумала Таня с досадой. Только разве это так важно?
Таня присела на корточки рядом с Пуппером и с усилием перевернула Гурия на спину. На лицо Пуппера капал мелкий дождь. Она протянула руку и осторожно вытерла со щеки Гурия песок.
Пуппер открыл глаза.
- Это уже Валгалла? - спросил он отрешенно.
- Валгалла?
- Ну да. Я умер и попал на небо. В обиталище душ воинов, павших в бою; в мир любви и пиров. В мир, где ты всегда со мной, - сказал Пуппер.
- Нет, это еще не Валгалла. Это всего лишь Магфорд! - грустно сказала Таня.
Пуппер скосил глаза на трибуны и вздохнул.
- Да, я это уже осозналь, - сказал он с печалью и надолго замолчал, продолжая лежать и смотреть на нее.
Дождь усиливался. Струи затекали Тане за шиворот.
- Таня, я зналь, мы никогда не будиль вместе в этот мир. Я завидую зелений и синий зависть тот, кто свяжет с тобой свой судьба! - негромко сказал Пуппер.
- Белой завистью? - поправила Таня, с любопытством наблюдая, как Гурий глотает затекающие ему в рот дождевые капли.
- Да, белый зависть.
- Почему ты так в этом уверен? Жизнь длинная, - сказала Таня, желая слегка утешить Пуппера, но отлично понимая, что он прав.
- Я быль у гадалки, которая никогда не ошибалься. Она гадаль на олений лопатка, на магический кристалл, на кофейный гущ. И все они говориль, что наши дороги разойтись. Я и сам это зналь. Я не хотеть обманываль себя. Но, возможно, в следующем мире? Кто знает?
- Кто знает? - согласилась с ним Таня, ловя себя на мысли, что никогда не смогла бы быть рядом с Пуппером. И не потому, что Гурий плох, занудлив или слишком совершенен, а потому, что он слишком хочет быть несчастным, страдать и носиться со своими душевными болячками. А раз так, то мешать ему глупо. Это заведомо игра в одни ворота.
Если рыба очень хочет утонуть - она утонет. Если человеку хочется изобрести себе несчастную неразделенную любовь, он изобретет ее, даже если на руках у него будут все без исключения козыри.
Нет, Гурик! Срок годности твоей любви окончательно истек. Любовь просрочена и восстановлению не подлежит.

Глава 11.
СТРАДАНИЯ - ФИЗКУЛЬТУРА ДЛЯ ДУШИ

Тепло попрощавшись с дежурно мучившимся Гурием, который помог ей донести контрабас, Таня сразу забыла о нем. Привычным широким шагом переступив порог, она поднялась к себе. Вот и ее комната - первая в жизни комната, которую не надо ни с кем делить. Правда, так будет продолжаться недолго. Магфорд не то место, куда стоит стремиться. Человек может естественно развиваться, мыслить и самосовершенствоваться лишь в родственной ему среде, во всех же остальных случаях он будет либо ловко приспособившейся обезьяной, которой все равно что передразнивать, либо глубоко несчастным существом с занозой ностальгии в сердце.
Все это Таня ощущала, не выражая словами, не подводя логической базы, не возводя между мыслью и поступком словесных препон, но сразу безошибочно зная вывод. Нет, ей надо возвращаться на Буян. И нужно определяться, как жить дальше. В конце концов, магспирантура Тибидохса - это лишь передышка, короткая отсрочка перед прыжком во взрослую - окончательно уже взрослую - жизнь. Таня давно заметила, что, когда находится в нестабильном состоянии духа, сразу начинает протирать свой контрабас. Разумеется, контрабас от этого только выигрывал, хотя Феофил Гроттер и ворчал порой, что чем портить инструмент, возя по нему тряпкой, лучше бы Таня научилась играть.
- Ну сыграй хотя бы простенький прелюд! Хотя бы ноту "до" возьми! Стыдно иметь фамилию Гроттер и не играть ни на одном музыкальном инструменте! - говорил он.
- Дед, ты зануда!
- И ты говоришь это старому человеку, который не дожил до твоего рождения! Куда катится человечество! - ужасался Феофил. - В свое время, чтобы поговорить со своим отцом, мне приходилось записываться к нему на прием.
- Он был такой важный бюрократ?
- Отнюдь нет. Он был кабинетный ученый, известный своими трудами по усовершенствованной очинке гусиных перьев. Но он умел правильно построить свою семью. Впоследствии я попытался повторить это со своим сыном, но твой отец Леопольд отличался просто кошмарной самостоятельностью. Это было хорошо для него, но крайне утомительно для окружающих.
Внезапно Таня перестала протирать инструмент и втянула носом воздух. Что-то встревожило ее. Она огляделась. Футляр, мирно лежащий на покрывале, был окутан золотым облаком. Она откинула накалившуюся крышку. Так вот что это был за запах - запах разогревшейся драконьей кожи. Внутри футляра золотистое свечение было еще ярче, еще напористее. Карман нетерпеливо пульсировал светом. То, что было внутри, требовало не медлить и взять его. Именно это Таня и сделала. Она поняла, что у нее осталось совсем мало времени, чтобы произнести имя. Три-четыре дня, а возможно, и меньше, или она никогда не узнает настоящей любви.
И от того, чье имя она произнесет, будет зависеть вся ее жизнь. Пуппер? Ванька? Ург, которого она никогда не увидит? Бейбарсов?
Внезапно она испытала сильное желание увидеть Ваньку Валялкина - обычного и надежного Ваньку, который один всегда и во всех ситуациях оставался собой. Увидеть независимо от локона - просто потому, что рядом с Ванькой ей всегда было надежнее всего.
Она попыталась связаться с ним по зудильнику, но на поцарапанном блюде высвечивался лишь кусок потолка с люстрой. Таня уже хотела разъединиться, когда на экране возникла физиономия Жоры Жикина. На волосах у Жикина была сеточка. В правой руке какая-то мазюкалка, которой он маскировал вскочивший над бровью угорь.
- Чего ты тут зудишь? Я оглох! - капризно сказал Жора.
- Позови Ваньку!
Жикин, кривляясь, поднес руку ко лбу.
- Слушаюсь, ваше сиятельство! Мчуся уже! Разрешите лететь?
- Его что, в номере нет? Зачем ты вообще берешь его зудильник?
- Не переношу громких звуков. Особенно когда звонят не мне, - сказал Жикин и отсоединился.
Таня накинула плащ, заколола еще не просохшие волосы и выскользнула из комнаты. Прикованный в коридоре оборотень дружелюбно зазвенел цепью и заявил, что его скоро освободят, потому что шерсть на носу почти пропала.
- Когда я совсем выздоровлю, поиграем в Красную Шапочку? - предложил он, пуская клейкие пузыристые слюни.
- Обязательно, - сказала Таня, чтобы не расстраивать больного.
Дождь все моросил. Привязчивый, противный. Кажется, он имел намерение зарядить на весь следующий день.
Вскоре Таня была в главном общежитском корпусе Магфорда. Впервые. И нельзя сказать, чтобы он ее впечатлил. Все было очень чисто, очень функционально, очень просторно и... как-то совсем никак. Для пятизвездочного отеля это было бы в самый раз, а вот от школы волшебства смутно хотелось чего-то большего.
Впрочем, ожидания тем и интересны, что пример никогда не сходится с ответом.
В поисках комнаты, где жил Ванька, Таня обратилась к сидящему за конторкой эльфу. Эльф ничего не ответил, продолжая меланхолично жевать. Таня задала вопрос повторно. Эльф сердито посмотрел на нее и на мгновение приоткрыл рот. Таня заметила в зубах у него носок. Поняв, что у него стирка, Таня не стала ему мешать.
Надеясь встретить кого-нибудь знакомого, она стала подниматься по лестнице. Пролета через два она услышала шум, пошла на голоса и увидела небольшую толпу, человек в восемь-десять. Оглядываясь на белеющие в полумраке лица, Таня потянулась было к двери, но кто-то энергично оттащил ее за локоть.
- Спокуха, это я!.. Не ходи туда! Сюда ходи! - услышала она голос Гробыни.
- Привет! Почему не ходи?
- Пипенция наша буянит! - сказала Гробыня.
- А я не слышу.
- Сейчас все услышишь. Ложись! - распорядилась Склепова.
В комнате завизжали. Что-то разбилось. В двери образовалась дыра размером с кулак. Над их головами пронесся тяжелый бронзовый карниз для штор и, ударившись о стену, отрикошетил дальше по коридору.
- Ну Пипа! Смотри, сколько утешальщиков собралось, а ни один не сунется, - сказала Таня.
- Уф! Кажется, затишье! Все-таки интуитивная магия великая вещь! Накапливается, накапливается - а потом - бац! - и спасайся кто может! Как, никто не смог? Ну, я предупреждала! - заметила Гробыня.
- А из-за чего она бушует?
- Пуппер на нее внимания не обращает. Ну, это она и раньше знала и смирилась. А сегодня Бульона вроде с кем-то в окно видела. Шел с какой-то девицей по парку. Вот это был перебор. Последняя капля цианида ухлопала низколетящего мамонта, - сказала Склепова.
Пипа вновь зарыдала. Народ в коридоре предусмотрительно залег. На этот раз новых дыр в двери не появилось, зато стена содрогнулась так, что вместе с ней, казалось, покачнулся весь Магфорд.
- О, уже кроватки полетели! То ли еще будет! - удовлетворенно сказала Склепова и на четвереньках быстро забежала в комнату.
Таня последовала за ней. В комнате царил жуткий хаос. Похоже было, что в ней только что резвились циклопы.
Увидев их, Пипа хотела было еще раз взвизгнуть, но смилостивилась и лишь уткнулась головой в подушку.
- Природа несправедлива к некрасивым женщинам. Некрасивый мужчина может быть талантлив как Лермонтов или напорист как Наполеон - и позволит себе все. Некрасивая же женщина не имеет никаких шансов, - с надрывом заявила Пипа.
Учитывая свойство подушки скрадывать звуки, фразу пришлось повторять дважды. Последние слова прожгли подушку насквозь. Запахло паленым пером. Утешители в коридоре, поднявшиеся было, вновь на всякий случай залегли.
- Жуть как трагично. А кто у нас некрасивый-то? - спросила Склепова.
- Я. Некрасивая толстая дууу-ура! - сказала Пипа.
Потолок дал длинную трещину.
- Насчет толстая - не толстая и дура - не дура - это ты уже с доктором говори. Здесь я не специалист. А про некрасивая - тут сильно не парься. У тебя главное есть - шарм! - лениво сказала Склепова.
- Шарм? А чего тогда Бульонов потащился с этой? - крикнула Пипа.
- С этой - это с кем? - спросила Гробыня.
- Не знаю с кем. Но я видела собственными глазами!
- Вот это и плохо. Они-то как раз и врут чаще всего.
- Погоди, а эта девица, с которой был Бульонов?.. Как она выглядела? - спросила Таня с недоверием.
Если Бульонов, по ее мнению, и воплощал какое-то качество, то это качество было - патологическая верность.
- Симпатичная. Волосы светлые, длинные.
- А лицо?
- Лица я не видела! Оно было завешено какой-то жуткой тряпкой - только щели для глаз! О, гадина, все предусмотрела, чтобы ее не узнали! Вероломный Бульон! Я убью тебя! А еще говорил, что увлекся метанием ножей! А сам под ручку эту фифу и нырк с ней в парк! - завопила Пипа.
От ее визга погнулся флюгер на крыше пристройки, в которой располагался деканат. Кровати в комнате подбросило на полметра, завертело и с грохотом опустило на пол. Несмотря на то что вокруг бушевал ураган, Таня неожиданно расхохоталась.
Удивленная Пипа перестала рыдать и с негодованием уставилась на нее:
- Гроттерша, чего ты ржешь как ненормальная? Тебя ножкой кровати по голове зацепило?
- Твоя коварная соперница был малоазиатский карликовый тролль, - едва выговорила сквозь смех Таня.
- Кто-кто? Что за бред?
- Еще его называют "тролль-горбун". Ты смотрела издали и не разглядела горба. Ростом малоазиатские карликовые тролли с человека. Волосы у них роскошные. А лица они завешивают, чтобы людей не пугать. Ножи и кинжалы они метают прекрасно.
Пипа последний раз всхлипнула. По инерции. Хрупкое женское счастье вновь стало железобетонным.
- Но как ты догадалась?
- Когда ты упомянула про метание ножей. Они потому коварно скрылись в зарослях, что в Магфорде нельзя метать ножи в парке. Дриады сразу начинают крошить батон.

***

Уточнив у Склеповой, в какой комнате живут юноши, Таня поднялась еще на этаж. Навстречу ей, поклонившись, прошли два англичанина. Они о чем-то говорили, но, заметив Таню, замолчали и посторонились, хотя места на лестнице было столько, что разошлись бы и два слона. Один из англичан был Прун, телохранитель Гурия, второго Таня видела впервые.
Она повернула налево и оказалась у начала узкого коридора со множеством портретов и литографий на стенах. Она прошла мимо двух комнат и, услышав из третьей русскую речь, поняла, что ей сюда.
Таня хотела толкнуть дверь и войти, чтобы окончательно убедиться, что Ваньки в комнате нет, как вдруг услышала голоса. На этот раз они доносились не из комнаты, а из небольшого холла прямо по коридору. Беседовали двое. Один голос она узнала сразу: Бейбарсов. Второй голос принадлежал девушке. Тане трудно было определить пока, кому именно, хотя она, безусловно, ее знала.
Таня застыла. Она даже не задумывалась о том, подслушивает или нет. Она не подкрадывалась, не прижималась к стене, не произносила заклинания невидимости, а просто неподвижно стояла, пока коридор услужливо доносил до ее слуха чужой разговор.
- Ты думаешь о ней? - спрашивала Бейбарсова девушка.
- Нет.
Девушка тихо засмеялась:
- Так я тебе и поверила. Ты забыл: мы можем легко обмануть чужих, но своих мы обмануть не можем. Я знаю тебя лучше, чем ты знаешь сам себя.
- Это нелогично. Лучше, чем я, меня никто не знает. Ты ошибаешься, - упрямо отвечал Бейбарсов.
- Я никогда не ошибаюсь. Даже не знай я формулы магического проникновения, мне было бы достаточно один раз заглянуть в твои глаза, - заспорила его собеседница.
- Ну знаешь и знаешь... Тебе-то что за дело? - сказал Бейбарсов.
Голос его звучал устало. Обычный человеческий голос, без стальных нот и вечной иронии, с которой он разговаривал с Таней. Она и узнавала, и не узнавала его одновременно. Это была та часть Бейбарсова, которую она пока не знала.
По какой-то интонации, по особому мягкому проглатыванию окончаний слов и закруглению предложений Таня внезапно поняла, кто собеседник Бейбарсова. Жанна Аббатикова, третья из некромагов, та самая Жанна, чей странный взгляд она порой ловила на себе.
- Ты все еще рисуешь то, что рисовал тогда? Не надоело? Одно и то же лицо... Была бы хоть красавица, а то... - не без зависти продолжала Аббатикова.
- Откуда ты знаешь, что именно я рисовал? Я никому не показывал.
- Не так уж сложно догадаться, когда один рисунок повторяют сотни раз, начиная с двенадцати лет. Даже если при этом вечно прижимают бумагу к груди, защищают папку сдвоенным проклятьем и накладывают на веревочки папки змеиные заклинания, - не без ехидства заявила Жанна.
- Но если это известно тебе, значит, знала и хозяйка? - задумчиво протянул Бейбарсов.
- Само собой. Неужели ты думаешь, на свете могло существовать что-то, чего бы она не знала? Однажды я видела, как она листает твою папку. Листает и ухмыляется как-то по-особенному, а твои веревки-змеи обвивают ей пальцы... Ты в этот момент был в лесу. Я ничего не рассказала тебе, потому что... сама не знаю почему.
- Но почему она мне не запретила? Мы же столько раз слышали, что нам нельзя любить. Того, кто полюбит, ждет смерть. Сколько раз она это повторяла! А тут ей все было известно и... молчание... Она не убила меня, - растерянно сказал Бейбарсов.
- Старта была умна. Возможно, ей была не нужна твоя смерть, а может, существовали иные причины. Когда она листала твою папку, мне чудилось, старуха довольна.
- Довольна? Я никогда не видел ее довольной. Разве что умирал кто-то из старых ее врагов, и она вычеркивала его имя в толстой книге, - заметил Глеб.
- Да, я тоже это помню. Но ты увильнул от вопроса. Я спросила: рисуешь ли ты то же самое? Только скажи правду, ведь я когда-то была привязана к тебе и скрывала это от старухи. Я почувствую, если ты солжешь.
Бейбарсов помедлил.
- Да. Если это можно назвать рисованием. Рука перестает повиноваться мне. Она скользит по бумаге, как чужая. И опять у меня навязчиво получается одно и то же лицо.
- Ее? Тани Гроттер? - неприязненно спросила Аббатикова.
Снова длинная пауза. Таня испуганно ждала ответа, но, когда ответ прозвучал, он был совсем не таким, как тот, что сложился у нее в сознании.
- Да. Лицо ее. Но это не она, - сказал Бейбарсов.
Услышав за спиной какой-то звук, Таня оглянулась. К ней быстро, размахивая при ходьбе руками, шел Ванька и уже открывал рот, чтобы крикнуть что-то приветственное. Таня поспешно кинулась ему навстречу и быстро утянула его из коридора на лестницу. Она опасалась, что Ванька ее окликнет и некромаги догадаются, что она стала случайной свидетельницей их разговора.
- Что с тобой? Ты вся дрожишь! - удивленно сказал Ванька.
- Я простудилась, - соврала Таня на автомате. Ванька с беспокойством коснулся ее лба широкой ладонью.
- С ума сошла? Вот-вот же матч! А лоб и правда горячий... А все эти тренировки под дождем, будь они неладны! - сказал он.
Таня терпеливо улыбнулась ему. Милый-милый, заботливый Ванька, какой же ты все-таки чайник! Мысли ее, оставив Ваньку, вернулись в недавнее прошлое.
"Аббатикова... Она сама признает, что была увлечена Глебом. Да и меня, похоже, она не слишком любит..." - вспомнила Таня с тревогой. Язык у нее точно драконьим пламенем обожгло. Глаза заслезились. Она вспомнила раскаленную ложку Шурасика для снятия сглазов и роковых проклятий. А уж не она ли, Аббатикова, тогда постаралась? О, Древнир! Как же все это надоело! Она начинает вязнуть в этих мелких противных дрязгах, в быту и сплетнях! И это сейчас, хотя столько лет была инстинктивно выше этого.
- Слухам можно верить, можно не верить. Одного нельзя делать - опровергать, - услышала она голос Ваньки, пробившийся к ней словно сквозь туман.
К чему это он сказал?

***

- Арбитры засуетились! Вот что значит иметь в голове больше тараканов, чем рекомендовано магздравом! Должно быть, их осенило, что, хотя матч начался, драконы до сих пор не выпущены! Вот оно, подтверждение истины, что у семи нянек дитя без крыши! - в восторге завопил Ягун. - Один из арбитров кидается к ангарам! Джинны наваливаются на ворота, и ангары открываются почти одновременно. Из одного вырывается и сразу взлетает Гоярын, из другого неторопливо выползает Агриппа Эйлах Флюс. Я говорю, а он все выползает, выползает, выползает... Кончится ли это когда-нибудь? Что, скажете, риторический вопрос? Ничуть! Риторическим он стал бы, если бы я спросил: за кои прегрешения нам ниспослана эта трехглавая пожарная кишка? Если у него и крылья такого же размера, как туловище, то на поле, кроме Агриппы Эйла-ха Флюса, все остальные будут просто лишние.
Кстати, про дракона сборной мира. Интересно - только сейчас задумался - почему у него три имени? У него что, каждую голову как-то отдельно зовут? Ну там одна Агриппа, другая Эйлах, у третьей Флюс и так далее? Или это коллективное имя? Во-обще логично было бы назвать каждую голову отдельно. А то как иначе скажешь, к примеру. "Эйлах, не смей перегрызать Флюсу шейку! Он уже глазки закрыл и печалится!"
Нет, уважаемые зрители! Выражение морд этого дракона-убийцы мне определенно не нравится. Гоярын, конечно, тоже далеко не страж света, но рядом с Агриппой он ягненок.
Точно почувствовав, что речь зашла о нем, Гоярын выдохнул длинную струю пламени, которая прошла совсем недалеко от пылесоса комментатора.
- Намек понят! Уже ни на кого не качу бочки! - спохватился Ягун, переключая свое внимание на арбитров. - О, вот и мячики! Наконец-то эти притормаживающие товарищи их принесли! Пламягасительный, одурительный, перцовый, чихательный, обездвиживающий! Кушайте на здоровье, граждане драконы! Не обляпайтесь! - завопил он.
Пять мячей рванулись в разные стороны. Каждый вел себя по обычному сценарию. Обездвиживающий сразу улизнул, мелькая в самых непредсказуемых местах. В начале игры, когда магии в обездвиживающем мяче было много, за ним почти не охотились, даже игроки класса Таньки или Пуппера. Это было бы напрасной тратой времени.
Пламягасительный и одурительный, напротив, явно лезли на рожон. Едва вырвавшись на волю из корзины, они немедленно стали искать неприятностей на свою голову. Один атаковал джинна Фаруха. Другой же как-то сразу оказался в тазике у запасливого полугнома Эразма Дрейфуса. Маленькие глазки Эразма сладко прищурились.
- Вот такое вот дело Дрейфуса, мамочка моя бабуся! Игра начинается не просто остро, суперостро! - завопил Ягун. - Невидимки и сборная мира включаются в борьбу за мячи! Это объяснимо. Чем выше класс игроков, тем сложнее перехватить мяч впоследствии, не нарвавшись на заговоренный пас - этот трогательный подарок от тайного друга, который всегда с умилением готов понаблюдать, как вы расстанетесь со своим летающим инструментом в трехстах метрах от земли.
Ванька Валялкин поежился и вновь коснулся спрятанного пылесоса. Случайные слова Ягуна ударили точно в цель. Так и произойдет сегодня - он был уверен,
- О, вот и Агриппа соизволил взлететь! Впервые вижу у дракона такие глаза. Маленькие, выпуклые, маньячные! Сидят на переносице так близко, что почти сливаются в один. Отличный прицел для метания пламени, клянусь старой трубой своего пылесоса! Кстати, крылышки оказались не такие уж и впечатляющие. Можно сказать, совсем цыплячьи! Права бабуся, что всякая совершенная вещь имеет оборотную сторону! Если шея длинная, то крылья слабые. Если огонь жаркий, то на чешуе плесень. В общем, все как в жизни: или лицо красивое, или ноги прямые!..
Но вернемся к драконболу! Если Агриппа и держится в воздухе, то в основном за счет невероятной змеиной гибкости своего туловища. Определить, где у него заканчивается туловище, а где начинается хвост, можно только по хиленьким и тощим лапкам. Едва ли на таких лапках можно далеко утопать. Скорее всего, по земле наш дракон попросту ползает.
Лизхен Херц и Дон Жульен немедленно занимают места справа и слева от Агриппы. Вот уж не думал, что они будут работать в обороне. Правда, в сборной мира большинство игроков универсальны. Самый скромный защитник в любой момент способен превратиться в опасного нападающего.
Интересно, почему Агриппа не кидается на своих защитников? Ага, ясно! Они подносят к ноздрям дракона платок, пропитанный успокаивающим ароматом. Лизхен Херц обнимает Агриппу за шею и что-то ему шепчет. Интересно, он в самом деле понимает слова или это рекламный трюк на тему: девушка и чудовище. Ну дела! Агриппа открывает среднюю пасть и извергает струю пламени, целя в Адмирала Жульсона! Что это за струя, мамочка моя бабуся! Пока средняя пасть находится на перезарядке, огонь выдыхают две крайних! Я аж вспотел, хотя нахожусь на другом конце поля! На силовой защите, куда ударило пламя, остается пятно копоти. Впервые такое вижу. Жульсон спасается только потому, что дуракам везет! Адмиралу же, как клиническому идиоту, везет в квадрате! Его метла пылает, но он благополучно успевает перескочить на одну из запасных. Слава гуманному Пупперу, предусмотрительно снабдившему команду дворницким инвентарем. Оседлав новую метлу, Жульсон немедленно запахивается в свой плащик, подобно тем прихрамывающим на гормоны личностям, что пасутся в теплое время года в лесопосадках.
Агриппа Эйлах Флюс преспокойно разворачивается. Об Адмирале Жульсоне он уже забыл. Здесь и без него полно мишеней. Нет, вы видели? Дракон сборной мира явно собирается обстреливать невидимок до того, как они вообще завладеют мячом! Мудро, очень мудро! Нечего народец распускать! Хороший враг - это вкусно приготовленный враг! С другой стороны, старинная людоедская пословица гласит: злейший враг, он и в супе горчит!
Гурий Пуппер и Таня устремляются за пламягасительньм мячом, который незадолго до этого упустил джинн Фарух. С их стороны это мудрое решение, ибо только пламягасительный мяч может как-то уравнять шансы драконов. Пуппер и Гротгер отлично смотрятся в игре, когда летят рядом! Наблюдать за ними даже не удовольствие, а прямо торт в шоколаде! Уверен, самая добрая тетя прослезилась от умиления! Пуппер мчится чуть впереди, а Гроттер держится выше, прикрывая его сверху, как заботливая наседка своего птенчика.
Замерзайло и Энтроациокуль устремляются им наперерез, отсекая от мяча. Вообразите, эти интриганы тоже догадались, с какой радости невидимки решили поиграть в пламягасительный мячик. Нос у Замерзайло как мартовская сосулька, забодай меня Буратино! Что касается его волос и бороды, то это вылитый Сарданапал, помывший голову в проруби и по ходу дела прошвырнувшийся пешочком по Антарктиде! Ой, мамочка моя бабуся, опять мой язык заводит меня за темные леса, за высокие горы, куда и Сусанин польских коммерсантов не водил! Плакала моя магспирантура луковыми слезами на чистом спирту!
Опс! А это что за бытовое хамство? Энтроациокуль мчится прямо на Таню с явным намерением насадить ее на свой бамбуковый шест! Караул! Куда, интересно, смотрят арбитры? По какому тарифу ныне оплачивается их совесть? Не, ребят, если проблемы с совестью, я могу одолжить немного своей! У меня ее столько, что лишний вагончик всегда отыскать можно!.. Заодно и скромности пару тележек добавлю от широты души!..
Расстояние между Таней и Энтроациокуль сокращается! Еще немного, и Тане придется брать билет в ладью Харона! Неужели она не видит, что косо срубленный бамбуковый шест смотрит ей прямо в живот?.. ТАНЬКАА-А-А!.. Уф, пронесло! В последний момент Таня делает вид, что уходит вниз. Разумеется, Энтроациокуль считает, что это обманка и на самом деле Таня сейчас уйдет наверх. Там она и надеется ее перехватить! Однако едва ведьма начинает набирать высоту, как Танька действительно ныряет вниз, разочарованная ведьма оказывается в гордом одиночестве! Теперь ей только и остается, что охотиться с шестом за арбитрами! Занятие, достойное хмыря болотного, а не уважающей себя ведьмы в полном... хи-хи... закате сил!
Энтроациокуль повернулась к летающему комментатору и поднесла ладонь ко рту, точно желая кашлянуть. Ягун собрался ляпнуть про проглоченную муху и пожелать Энтроациокуль приятного аппетита, но прежде, чем он это сделал, в воздухе что-то вспыхнуло и за ворот к Ягуну посыпался пепел. Энтроациокуль, ожидавшая явно не этого, сердито повернулась к трибунам и погрозила кому-то кулаком. В следующий миг ее бамбуковый шест завертелся на месте, как винт кофемолки. Старая ведьма, бранясь, вцепилась в него руками. Сделав с полсотни оборотов, шест успокоился. Зрачки ведьмы, вращавшиеся как бешеные блюдца, вернулись в прежние орбиты. К трубочке она больше не прибегала. Должно быть, убедилась, что магия Ягге посильнее ее собственной.
- Диагноз понятен! Энтроациокуль получила предупреждение! Лицо ведьмы так пылает от злости, что сядь ей на щеку комар - он изжарился бы заживо! - затарахтел Ягун. - Меня пытались подстрелить заговоренной иглой из трубочки, но меня подстраховала Ягге! Вас бережет ваша милиция, а меня моя бабуся! Самый большой в России словесный фонтан не заткнуть пальцем! Я мог бы давать свою бабусю напрокат, но фиг вам!.. Самому нужно! Хорошие бабушки, друзья мои, на дороге не валяются! Их создает природа - медленно, тщательно и со вкусом!
Пока Таня и Ягун возились с Энтроациокуль, Замерзайло конкретно нацелился на Гурия. Он вскинул руки, распушил белую бороду, что-то зашептал и рассыпался вихрем. Пуппера запуржила метель, а его метла обледенела до самого кончика. Очки Пуппера покрылись толстым слоем изморози. На дужках повисли сосульки. Теперь бедолага едва ли видел что-то дальше своего носа. Но и на обледеневшей метле Пуппер упорно продолжал атаковать ускользающий пламягасительный мяч.
- Вот что бывает с дворниками, которые не заносят свой инвентарь на ночь в сарай! Я не устаю повторять: инструмент, дорогие друзья, надо хранить в строго отведенных местах! Лопаты с лопатами, веники с вениками!.. Невероятно! Наш Гурочка-Снегурочка настигает мяч и пытается схватить его. Но пламягасительный мяч обледенел, и пальцы Гурия никак не могут ею обхватить. Замерзайло, только что материализовавшийся чуть правее, подло ухмыляется. Сложности мальчика с копирайтом не ускользают и от О-Феи-Ли-И. Она подносит к губам свою флейту и выдыхает маголодию. Меткий выстрел! Лед с мяча разлетается осколками. Вместе с ним разлетаются осколками и очочки Пуппера. Не обращая внимания на утрату очков, Гурий хватает пламягасительный мяч. Ошеломленный Замерзайло бросается на него, но Пуппер, делая резкий разворот, сшибает ему метлой нос-сосульку. Замерзайло мгновенно теряет интерес к игре и устремляется за носом. Вот вам пример человека, который хочет остаться с носом в самом буквальном смысле этого слова! Еще бы - потеряется в песочке, растает и все дела! Так его, Гурик, этого Замерзайло! В хвост и в гриву! В очочки и в метлу!
Агриппа Эйлах Флюс выдыхает три... четыре... пять... шесть... и далее до бесконечности струй огня, целя в Таню и Пуппера. Те вынуждены отступить и отказаться от немедленной атаки. Еще бы! Мчаться на Флюса в лоб - нелепость. Это настоящий трехствольный пулемет на цыплячьей шее! Особая благодарность Лизхен Херц! Думается, это она своими командами управляет дыханием дракона так, чтобы он не нуждался в перезарядке.
Ощутив, как вдруг замер стадион, Ягун быстро повернул голову, вгляделся во что-то и завопил:
- О нет! Вы это видели? Мои нервы как канаты, и то они едва не лопнули от этого душещипательного зрелища! Жесточайший разгром! Команда невидимок несет первые потери! А теперь подробности, хотя мое сердце содрогается от собственной болтовни!
Под шумок Глинт и Жульсон - вот уж химики! - подкрадывались к Агриппе с чихательным мячиком. Интересно, где они его надыбали? Жульсон по ходу дела прятал мячик под невидимым плащиком. Это не укрылось от Дона Жульена! В ту же минуту магфиози итальянского разлива потер ручки и выдал целую серию ухмылок разной степени коварства. Закончив это представление, которое, должно быть, ужасно пугает пожилых людей и инвалидов, Дон Жульен что-то негромко сказал Лизхен Херц.
Агриппа развернул одну из боковых голов - ну и гибкая же у него шея! - и, трижды плюнув пламенем, выпустил завершающую длинную струю огня прямо в Глинта с Жульсоном! Глинт сразу куда-то исчез. Думаю, через некоторое время он обнаружится в магпункте. Заключаю это по сумасшедшей активности санитаров на песочке. Испепели дракон Глинта окончательно и бесповоротно, они бы так не суетились.
А Дон Жульен между тем потирает ручки и хихикает! Нет, вы видели эту моральную амебу? Это же просто ботиночная инфузория на тему человека! Каким-то чудом Жульсону удается уйти от струи пламени, и он поспешно улепетывает вместе с чихательным мячиком, ловко уворачиваясь от огненных плевков. Решив, что он не в зоне досягаемости драконьего огня, Жульсон улыбается, однако улыбка тотчас пропадает, едва он понимает, что не только метла, но и его плащик охвачены пламенем и вот-вот сгорят! С громким воплем Жульсон прыгает с метлы. Это уже не театр одного актера! Это цирк бешеного каскадера, мамочка моя бабуся! Мяч потерян. Его загребает своей огромной лапой суровый бабай Умрюк-паша. Робкий Жульсон тихо прячет тело жирное в песочек! Только гордый Гурий Пуппер реет гордо и свободно над седой равниной мо... тьфу ты!.. Повторенье мать ученья, но не до такой же степени!
На скамейке преподавателей Тибидохса ход игры обсуждался не менее горячо, правда, без цитирования классических текстов.
- Да, Лизхен Херц девочка не промах! Ягун прав, что-то с ней не так. Хотел бы я знать: в чем ее магия? - с досадой произнес Соловей О. Разбойник.
Доцент Горгонова задумчиво лизнула ноготь указательною пальца и провела им по ветру.
- Возможно, не ошибусь, если предположу, Она - его мозги! - заметила Медузия.
- Что? - изумился Соловей. - Как ты сказала? Мозги?
- Точно. Драконы, охраняющие проходы в Тартар, столетия проводят без движения. Нет новых впечатлений, нет мыслительной работы - ничего. Даже пищу им не приходится добывать. Коровьи туши им сбрасывают сверху, в трещины скал. Единственный ключ к решению всех проблем - три струи огня. В результате ярости в них много, а вот мозгов совсем нет... Чтобы такого дракона можно было выпускать на поле, нужен сильнейший природный телепат, способный полностью или почти полностью подчинить себе мозг ящера, Сдается мне, это и есть Лизхен. Неудивительно, что ее нет ни в одном драконбольном справочнике. Она вообще не из этой тусовки! В справочник же к телепатам Ягун явно не заглядывал! - спокойно сказала Медузия.
Соловей привстал на месте, вгляделся. Его лицо помрачнело.
- Да, ты права, Медузия... Смотри, как близко Лизхен держится к дракону. Снова коснулась рукой его чешуи! Ей нужен постоянный контакт с ним, причем и физический тоже. Только так она сможет держать примитивные мозги всех трех голов под контролем, - произнес он с волнением.
- Но если Лизхен никогда раньше не играла в драконбол, как она знает, какие команды отдавать дракону? - спросил Тарарах.
Медузия пожала плечами.
- Перед игрой она вполне могла прочитать пару книжечек в духе "Драконбол для домохозяек" или "Драконбол. Сто советов тормозу от чайника". Опять же у меня такое чувство, что самой Лизхен руководит Дон Жульен. Вон он ей снова кричит что-то! Показывает рукой цель для дракона!.. Интересно, кто на этот раз? О, невероятно! Это арбитр! - сказала она.
- А арбитр-то Дону Жульену чем не угодил? Вполне такой созревший был олух, - поинтересовался Сарданапал, сострадательно провожая взглядом пылающий полосатый пылесос.
- Не знаю... - сказал Соловей. - Может, просто посмотрел не так или сунулся слишком близко? Бедняга! Так редко приходится видеть хорошо закопченного джинна. Обычно они приготовлены куда менее изобретательно.
Милюля, которую Поклеп протащил-таки на игру, не обращая внимания на сопротивление устроителей матча, хихикнула. Она на секунду скрылась в бочке и вынырнула с рыбиной, которую начала пожирать тут же на месте. Графин Калиостров с судейской скамьи с ужасом наблюдал за этим. Закончив с рыбиной, Милюля кокетливо икнула и через три ряда бросила в Калиострова рыбью голову. Поклеп ревниво нахмурился и так посмотрел на Графина, что тому сразу захотелось надеть защитные доспехи и вообще оказаться подальше от этого хмурого типа, буравящего его заплывшими глазками.
- Не злись, Клепа! Ты же знаешь, я люблю тебя, противный старикашка! - капризно сказала Милюля. - А таких, как эта Лизхен, я встречала лишь однажды. Только она не телепатка. Горгошка ошибается!
Медузия, Зуби и академик Сарданапал разом повернулись к ней.
- Ну и кто же она? - сурово спросила Медузия.
Похоже было, что "Горгошку" она спускает ей в первый и последний раз. В следующий раз языкастой русалке придется описать в воздухе дугу до ближайшего магфордского болота. Даже если оно в нескольких километрах отсюда.
Милюля задумчиво продолжала обсасывать рыбий скелетик. Ее маленький лобик страдальчески хмурился. Связное мышление давалось русалке с трудом.
- Ну, она это... врожденная зрящая! Они могут смотреть на мир чужими глазами и думать чужими мыслями. Им подвластны все лопухоидные животные, кроме кротов. А из магических - кроме грифонов! Лизхен стала мозгом этого тупого дракона! Она сейчас сама дракон, понимаете? Смотрите, как она... ну... двигается. Она подражает его движениям, - заявила русалка.
- Хм... А русалка-то дело говорит! Да, несладко невидимкам придется! - буркнул Тарарах.
С досады он, сам того не замечая, так хлопнул ладонью по лысой макушке сидевшего впереди болельщика - толстого французского ведьмака, что тот улетел в астрал на всю оставшуюся игру.
- Смотрите! Маланья Нефертити атакует Гоярына! - воскликнул он.
Действительно, египетская волшебница Маланья Нефертити не теряла времени даром. На крышке древнего саркофага она неслась наперерез Гоярыну с перцовым мячом в руках.
Ее гладкие темные волосы были зачесаны назад. Ни одной непослушной пряди. Высокий лоб, широкие скулы. Безмятежное и высокомерное лицо. Она мчалась с такой уверенностью, точно вокруг была обжигающая пустыня и, кроме нее, на поле больше ничего не существовало. Гоярын же был просто мусорной корзиной, в которую требовалось выбросить скомканный лист бумаги.
- А девочка-то нравная, с характером! - заметила Медузия Горгонова. Великая Зуби хмыкнула: - Не то слово. И ведь ей только семнадцать! Я в семнадцать лет не позволяла себе таких вещей! - сказала она с негодованием.
- Спорить не буду. Но башню, которую ты разнесла в пятнадцать с половиной, до сих пор не починили, - улыбнулась Меди.
Дорогу Маланье Нефертити преградили Нутто-Гнутто и Эмилио Тобуш. Бабай раскинул широко свои ручищи, не пропуская ее к дракону, а оборотень короткими зигзагами страховал его, мешая египтянке маневрировать. Однако Нефертити не собиралась переигрывать защитников на маневре. Она подняла над головой руку с тонким изящным браслетом и сжала ее в кулак. Странное белое сияние окутало ее тело, мяч и крышку саркофага. Окруженная сиянием, она хладнокровно летела навстречу легионерам.
Продолжая вычерчивать в воздухе свои мудреные финты, Эмилио Тобуш сунулся к Нефертити, пытаясь завладеть мячом. Правда, на самоуверенном лице оборотня появилось легкое недоумение. Маланья обращала на него не больше внимания, чем на назойливого комара. Она спокойно летела ему навстречу, хотя она была семнадцатилетняя девчонка на какой-то ветхой крышке, а он - здоровенный оборотень, который вот-вот ее протаранит.
Белое облако, окутывающее Маланью Нефертити, коснулось Тобуша. Пылесос Эмилио в последний раз чихнул и внезапно заглох. Оборотень изумленно скосил глаза. Он свято верил в тройное магическое зажигание, не пробиваемый молниями бак и дюжину отличных защитных амулетов. Однако все это стало вдруг блефом. Пылесос оборотня превратился в кусок белого мрамора. Эмилио попытался спрыгнуть и произнесла подстраховочное заклинание, да куда там! Маланья щелкнула пальцами, и легкая золотая цепочка сковала ногу оборотня и мраморный пылесос. Некоторое время он еще летел по инерции, а затем начал стремительно падать. Нефертити проводила его равнодушным взглядом. К Тобушу уже спешили санитары.
А Маланья тем временем приближалась ко второму защитнику - Нутто-Гнутто. Тот пригнулся и быстро нырнул вниз, избегая встречи с белым облаком. Таня не верила своим глазам. Нутто-Гнутто струсил? Быть этого не может. Скорее мудрый бабай просто понял, что Маланью Нефертити невозможно остановить.
Гоярын выдохнул длинную струю пламени. Таня была уверена, что Маланья попытается уклониться от огня, что было бы вполне естественно, однако волшебница даже не попыталась выполнить маневр. Она оказалась в центре испепеляющего драконьего пламени, полностью исчезнув из виду.
Трибуны застонали. Глеб Бейбарсов сорвался со своего места.
- Ну все, конец! В таком огне невозможно выжить. Драконий огонь уничтожает всякую магию, - сказал Тарарах.
- Не всякую. Есть несколько разновидностей черной магии, на которые он не действует, - негромко сказал Сарданапал.
Точно в подтверждение его слов, драконий огонь погас, и сквозь него вновь проступил белый кокон. Маланья Нефертити, живая и невредимая, подлетела к Гоярыну, еще не успевшему захлопнуть пасть после огнеметания, и метнула перцовый мяч. Втянутый струей вдыхаемого воздуха, мяч попал Гоярыну в глотку. Полыхнуло сиреневое пламя.
- Пять очков! - мрачно сказал Бессмертник Кощеев, поворачивая к тете Настурции свою черепушку.
- И вы их засчитаете? - возмутилась тетя Настурция, направляя на Кощеева свой лорнет.
- Увы, да.
- Но почему? Она же применила запрещенную магию!
- Именно поэтому и засчитаю. Если я этого не сделаю, сегодня во сне ко мне явится Маланья Нефертити, а в руках у нее будет яйцо с моей смертью! - сказал Кощеев.
- Все так серьезно?
- Более чем. Но если хотите, берите ответственность на себя.
Лорнет в руках у тети Настурции дрогнул.
- Нет, ни за что! - поспешно сказала она. - Я еще так молода, и Гурик у меня до сих пор не женатый! Я думаю, пять очков - это не так уж и много... О, смотрите! Опять этот болтливый русский комментатор оживился! Хотела бы я знать, что он говорит!
- Так ли это важно, мадам? Наверняка какая-то чушь! - предупредительно отвечал влезший в разговор Графин Калиостров, одаривая тетю Настурцию улыбкой не столько приветливой, сколько меркантильной.
- Это не драконбол! Это хамство в квадрате и маразм в кубе! - возмущался в серебряный рупор Ягун. - Не гореть в огне - это прекрасно, но как же быть со всеобщим равенством? Может, им еще связать Гоярына веревкой и кормить его мячами с ложечки? Сборная мира применяет запрещенные приемы!.. И главное, по большому счету судьям даже вякнуть нечего, потому что всякому ясно: Кэрилин Курло тоже не овец на поле пасет, да и у О-Феи-Ли-И немало коронок для ее флейты!
Но что это? Что означают эти суетливые движения Айзека Шмыглинга? С какой стати он так размахивает руками? Он что, решил сделать утреннюю гимнастику для старых толстяков? Неужели он подзывает меня, ничтожного, к себе? Не верю своим отсутствующим очкам! С чего бы это ему преисполниться ко мне неожиданной симпатией? 0, все ясно! Команда невидимок понесла тяжелые потери! Вначале Глинт с Жульсоном, теперь еще и Тобуш. И вот Шмыглинг решил использовать мои разносторонние таланты на поле! Уря-а-а! Я в игре! Какое трогательное доверие! Бабочка-однодневка просит взаймы на сорок четыре года?.. Да, так и есть. На табло со списком игроков произошли существенные изменения. Теперь я не просто летающий комментатор, но снова играющий комментатор! Повышение, однако! Спасибо, Азя! С меня пузырь с валерьянкой!
Кроме меня, родного, на поле выходят еще Глеб Бейбарсов и Гулькинд-Нос. У Гулькинда-Носа вид такой унылый, словно ему прислали приглашение на собственные похороны. Похоже, он с радостью бы отвертелся, но толком не знает, как это сделать. А вот Бейбарсов держится достойно. Такой сосредоточенный роковой юноша в ступе! Мечта всех девушек со склонностью к самоистязанию! "Хотите быть несчастными, спросите меня, как!"
Судьи в замешательстве. Мало было одной Нефертити, теперь еще и Грызискелетов! Графин Калиостров явно жалеет, что не родился стаканом! Тиштря на всякий случай телепортировал своих жен назад в гарем. Бессмертник Кощеев отгородился от поля древним щитом-артефактом. Мало ему, болезному, одних доспехов. С чего бы это? Неужели снова Маланья? Энергичная девушка! Такие под пирамидами не валяются! А сейчас, если возражений нет, я немного помогу Таньке и Пупперу с пламягасительным мячиком! Есть у меня пара идеек!
Играющий комментатор вцепился в трубу, газанул и помчался. Внезапно у него на пути выросла темная фигура. Ягун попытался обогнуть ее, но бесполезно. Куда бы он ни поворачивал - препятствие не исчезало.
- Что это за мебель здесь мешается? О, это же Фофан Бок! Дяденька, а дяденька! А я тут мячик ловлю! Вы тут мячика не видели? - с широкой улыбкой обратился к нему играющий комментатор.
Громадный игрок сборной мира вперился в Ягуна взглядом, точно вбивающим гвозди в крышку его гроба. Затем рванулся вперед и помчался на Ягуна, определенно собираясь протаранить его своей широкой грудью. Одновременно Агриппа Эйлах Флюс сделал три огненных плевка подряд, вынудив Ягуна метнуться в сторону.
- Похоже, нашу симпатию сложно назвать обоюдной, радует только одно: сборная мира не пришла к единому мнению - поджаритъ меня или протаранить! Буридан, пните вашего ослика! Он никак не определится! - констатировал Ягун, зигзагами удирая от своего преследователя. - Поиграем в игру: догони меня кирпич? В роли кирпича незабвенный Фофан Бок. Вот уж у кого фигура так фигура! 90- 60- 90, и всё в метрах, хи-хи! Фрекен Бок не ваша бабушка, нет?.. А то погоняло больно похоже!
В ответ на оскорбление Фофан Бок оглушительно взревел. Его рев был такой силы, что пылесос с Ягуном отбросило на дюжину метров.
- Интуитивная магия! - со знанием дела ухмыльнулась Пипа.
- Нет, ну дела, а? У меня и мячика-то нету, и вдруг такое нездоровое внимание к моей недостойной персоне, - пожаловался Ягун. - Зато теперь я понял тактику сборной мира в этом матче! Тактика эта называется "Мертвые не играют в драконбол!" или "Уважаемый коллега, позвольте вас онекроложить!".
Атакуя Ягуна вспышками интуитивной магии, Фофан Бок прижал его к защитному барьеру. Ягуну ничего не оставалось, кроме как резко набирать высоту. Столкновение с грузовым пылесосом великана Бока не могло закончиться для него ничем хорошим.
- Поймаю - душу выдавлю! - с предвкушением прохрипел Бок и удачным порывом магии заставил пылесос Ягуна перевернуться в воздухе. Играющий комментатор усидел только чудом. Внезапно он увидел прямо под собой Гоярына. Тибидохский дракон медленно разворачивался, пытаясь атаковать Рамапапу, движения его были замедленными. Он все еще не отошел окончательно от магии перцового мяча.
Пока Ягун соображал, нельзя ли нырнуть на пылесосе под крыло Гоярыну, на пути у атакующего исполина возник Глеб Бейбарсов в ступе. Он поднял тросточку и нехотя направил ее на пылесос Фофана Бока. Фофан ухмыльнулся, готовый снести новое препятствие, но не тут-то было. Его пылесос застыл в воздухе, точно налетел на незримую преграду. Загребая руками воздух, разогнавшийся Бок ласточкой помчался вниз и, попав на крыло Гоярына, был отброшен на другой конец поля. Лицо его, надо отдать ему должное, сохраняло философское спокойствие профессионального драконболиста, который треть жизни провел на койке в магпункте. Сопровождая его взглядом, Маланья Нефертити удивленно подняла брови и сделала быстрое движение ладонью. Падение Бока замедлилось, а затем он, словно наполненный газом, поплыл к своему пылесосу. Поняв, что его подстраховывают, Бок довольно ухмыльнулся и, прицелившись в Бейбарсова пальцем, насмешливо произнес: "Пуф, малявка!"
- Невероятно! Зуби, ты смогла бы дистанционно - силой одной мысли - двигать тушу такого веса и размера? - спросил Тарарах.
Великая Зуби покачала головой.
- В детстве я ела мало каши, - сказала она. - А ты, дружок?
- Разве что пинком в форточку... - вздохнул питекантроп. - Ну и даровитая же молодежь нынче пошла! Еще лет двести - и хоть на пенсию выходи, хоть в сторожа нанимайся!.. Но мне кажется, что история с Боком еще не закончена.
Тарарах не ошибся. Бейбарсов не собирался уступать египетской девице. Он снова поднял тросточку, прошептал заклинание и нетерпеливо повел ее концом к земле. Бок, так и не успевший опустить палец, пулей полетел вниз.
Маланья нахмурилась. Белое сияние сгустилось.
Фофан Бок вновь остановился и вновь устремился вверх, словно подброшенный мощной пружиной. И опять Бейбарсов направил его вниз магией трости.
Игра приостановилась. Даже драконы перестали извергать огонь. Все следили за единоборством двух темных магов.
Туша атакующего полузащитника металась то вверх, то вниз, сметая все на своем пути. Ни Нефертити, ни Бейбарсов не церемонились. Маланья тянула Фофана Бока в одну сторону, а Глеб в другую. Наконец настал момент, когда унизанная кольцами и браслетами рука Нефертити и некромагическая трость Бейбарсова поймали цепь в один и тог же момент. Фофан Бок застыл между небом и землей, разрываемый равновеликими силами. На лбу у бедного Бока набухли жилы. Лицо посинело.
- Проклятье! Вы меня разорвете! - взвыл Фофан Бок, вкладывая в свой вопль чудовищную интуитивную силу.
Защитный барьер дал трещину в двух местах. Бейбарсов и Нефертити опомнились и отвели взгляды. Бок, на которого теперь не воздействовали никакие магические силы, кроме элементарной силы тяжести, некоторое время повисел, предоставленный сам себе и наконец раскормленной жабой плюхнулся на песочек.
Ягун подлетел к Бейбарсову.
- Ты мне помог, - сказал он радостно.
- Да, - неохотно признал Глеб.
- Спасибо.
- Некромаги не любят слова "спасибо". Если хочешь меня отблагодарить, завещай мне после смерти свое тело на опыты, - сказал Бейбарсов.
- Мечтать не вредно. Вредно кушать суп без хлеба, - парировал Ягун.
Заметив, что оба легионера невидимок находятся рядом и представляют соблазнительную мишень, Агриппа Эйлах Флюс выпустил с десяток огненных плевков, и Бейбарсову с Ягуном пришлось разлететься в разные стороны.
Ягун направился к Тане, которой, маневрируя, удалось оторваться от Клопперда Блоха. Когда же Блох вновь сел ей на хвост, Таня перебросила пламягасительный мяч Пупперу.
- Клопперд Блох сильно плох. На голову прихрамывает конкретно, как наш Соловей О. Разбойник на ногу! Иначе он не играл бы в собачку. Однако голова, как известно, единственная часть тела, которая не лечится магией, - затарахтел Ягун.
Ощутив телепатически невысказанный укор Ягге, он виновато оглянулся на трибуны.
- Это из-за Соловья, да? Опять я чего-то не в масть брякнул. Иногда хочется что-нибудь ляпнуть. И понимаешь, что лишнее и обидишь человека, а слово так на языке и прыгает. И слова жалко, уж больно кстати пришлось, и человека жалко. Так вот и мучаешься... А потом думаешь: ну и ладно, выскакивай, родимое! Вот и получается, что слово для меня важнее человека. Может, мне и правда завещать свою тушку Бейбарсову? - уныло признал Ягун.
События, происходившие на поле, отвлекли его от невеселых мыслей.
- Осторожно, граждане! Лизхен Херц наводит на нас своего симпатичного дракона. Сейчас снова начнется пальба и прочая огненная отрыжка. Так и есть!.. Мамочка моя бабуся! Сразу из трех стволов, или как там называются эти бестолковые сооружения с глазами и зубами?..
Пригнувшись к пылесосу, Ягун ринулся вниз, уходя от пламени. Таня последовала за ним. Настырный Клопперд Блох исчез, чтобы возникнуть в другом месте поля, а вот Пуппер замешкался. Его метла вспыхнула, точно соломинка. Попытки сбить огонь ни к чему не привели. Опасаясь потерять мяч, он послал заговоренный пас играющему комментатору, сам же стал поспешно снижаться.
- Пуппер сердится. Он оглядывается по сторонам, ожидая, пока ему подадут новую метлу. Группа поддержки тормозит, соображая, в чьей зоне помощи он в данный момент находится. Обычная ясельная история. У семи нянек дитя без противогаза!.. Да ничего, Пуппер как-нибудь разберется, мы же с Танькой пока займемся трехглавым оболтусом! - ловко ловя мяч, прокомментировал Ягун.
Теперь они атаковали Агриппу вдвоем. Нападать в лоб, не имея защиты Маланьи Нефертити, было дохлым делом. Дракон испепелил бы их. Метать мяч издали - затея еще хуже. Мяч или пролетит мимо цели, или прилетит в руки защитникам,
Дон Жульен и Лизхен Херц внимательно наблюдали за их движениями.
- Ох, мамочка моя бабуся! Болтается орясина в воздухе, и не сунешься. Как-то мне не по себе! Оно, конечно, пепел - лучшее удобрение, да только из меня все равно никакого стоящего овоща не вырастет! Я по жизни фрукт! - признался Ягун.
- Думай, Ягуша, думай, хороший мой! Думай, и ты выкрутишься! Ты же умный. Вылитая мать! - с умилением сказала Ягге.
- А по-моему, он вылитый папаша! Маг-прохиндей и карточный шулер, - поправила Медузия. В свое время она была знакома с дочерью Ягге и ее супругом.
- Как ты можешь? Мой Ягун даже в карты играть не умеет! - возмутилась Ягге.
- Кто спорит? Но тогда Гуня две недели назад сам себя обыграл в покер до трусов, - не удержавшись, шепнул Тарараху малютка Клоппик.
- Охохох, меняю идеалы на идею! Как подобраться к дракону, сохранив фигуру в ее первозданной необугленности? - продолжал рассуждать потомок мага-прохиндея и лысегорской ведьмы.
Увернувшись от очередного огненного плевка, Ягун сосредоточился. Он несколько раз пытался проникнуть в сознание к Лизхен Херц, однако всякий раз натыкался точно на стекло. Ни одной лазейки. Уже только по совершенству этой защиты можно было заключить, с телепатом какого уровня ему приходится иметь дело. Да и с телепатом ли?
Некогда Ягуну приходилось слышать о врожденных зрящих - могучих магах, сочетавших телепатию с зомбированием. Этот наследственный дар передавался через четыре поколения по материнской линии и развивался тяжелыми тренировками.
А что, если Лизхен Херц зрящая? В этом случае сунуться к ней невозможно и мысли она его должна читать на подлёте. Ах ты, стрекоза глазастая!
Едва Ягун об этом подумал, как его правая рука помимо его воли поднялась и ударила его в подбородок. Не сильно, но особенно и не церемонясь. Играющий комментатор прикусил язык. Лизхен Херц усмехнулась и вновь занялась драконом.
Ягун поспешно заблокировал сознание. Уж что-что, а блоки он ставить умел. Теперь вздумай Херц вновь выкинуть подобную шутку и проникнуть к нему в сознание, она услышала бы только прилипчивую модную песенку с бесконечно повторяющимся припевом.
Повернувшись к Тане, Ягун подал ей знак. Догадавшись, чего от нее хотят, Таня круто нырнула влево и вниз. В тот же миг сам Ягун метнулся вверх и вправо. Прием назывался "растяжка". Крайние головы дракона рванулись в разные стороны, преследуя каждая свою мишень, средняя же продолжала тянуть вперед. Видимо, растерялась и сама Лизхен Херц, не успевшая заметить, у кого из двоих находится в данный момент мяч.
Два огненных плевка пронеслись близко от Тани. Третий жаром обдал ей щеку. Защитная смазка вспузырилась. Ожидая новых огненных залпов, Таня забрала еще круче в сторону и мельком оглянулась на Ягуна. Внук Ягге был далеко, и видела она только днище его пылесоса, однако интуиция и опыт подсказали, что Ягун что-то мудрит. И Таня не ошиблась.
Секунд десять спустя Агриппа Эйлах Флюс перестал извергать огонь и сделался похож на большую бестолковую собаку. Дон Жульен удивленно оглянулся на Херц, а затем негодующе замахал руками и кинулся наперерез Ягуну. Смысл этой жестикуляции был очевиден. Дон Жульен пояснял, что он и его люди сделают с Ягуном после матча, если он и дальше будет плохим мальчиком и не отдаст ему мячик.
Ягун вздохнул.
- Ты хочешь мячик? Так и быть. Лови! - сказал он и послушно бросил Дону Жульену мяч.
Тот с презрительной ухмылкой протянул руку, но уже в следующий миг с воплем полетел вниз. Мяч же, только что отскочивший от лба Дона Жульена, вернулся к Ягуну.
- Сорри... Это чисто случайно оказался заговоренный пас, - пояснил Ягун в серебряный рупор. Он атаковал, увернулся от удара хвостом, нырнул под левую голову Агриппы, чудом избежал укуса, закружился в воздушном потоке от крыла и забросил пламягасительный мяч прямо в клацнувшую пасть центральной головы.
Послышался приглушенный хлопок. Агриппа Эйлах Флюс окутался магическим сиянием. Он тут же попытался атаковать Ягуна пламенем сразу из трех пастей - уж больно соблазнительная это была мишень, - однако из его горла вырвался лишь черный, унылый дым.
- Есть! Этот мяч наш! 5:3! - крикнул Калиостров.
Тетя Настурция на радостях обняла его и поцеловала в губы. Калиостров вежливо улыбнулся, позеленел и упал в обморок.
- Чего это он? Не думал, что он такой слабонервный! - удивился наблюдавший за ними Тарарах.
- Слишком мало счастья! Слишком много яда! - со знанием дела пояснила Медузия Горгонова.
- Как ты это сделал? Ягун, как ты вообще пробился к дракону? Ты гений! - пораженно спросила у Ягуна Таня.
Играющий комментатор просиял. К комплиментам он относился тем положительнее, чем глобальнее они звучали.
- Я же не совсем чайник... А если и чайник, то, во всяком случае, электрический. Я создал ложное сознание дракона. Совсем на чуть-чуть, зная, что Херц все равно раскусит. Она и раскусила, но не сразу. Несколько секунд она управляла драконом, которого не существовало. За это время ее с Агриппой зомбирующие связи ослабли... А чтобы восстановить новые, нужно пару минут, не меньше! Ломать не строить, пинать не целовать! - сказал Ягун, горделиво созерцая погасшего дракона.
Однако торжествовать было еще рано. Три мяча оставались в игре, да и счет был не в пользу команды Магфорда.
- Эразм Дрейфус, до сих пор прятавший одурительный мячик у себя в тазике, приходит к выводу, что наступило его время! Вращаясь вместе с тазом - как только голова не закружится, видно, просто нечему кружиться! - он стремительно атакует Гоярына. Милая английская девушка Кэрилин Курло встречает приближающийся таз серией превосходных сглазов. Слышите звуки? Это сглазы, точно пули, барабанят по бортику таза, за которым укрылся хитрый и коварный гном. Осторожный Дрейфус предпочитает лишний раз не высовываться из таза. Лишь изредка, явно глумясь, он показывает кончик своего колпачка или носок ботинка. Помните детский стишок? "Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу?"
Замерзайло и Энтроациокуль устремляются на помощь Дрейфусу. Снежная метель залепляет Кэрилин глаза. Пока Кэрилин пытается смахнуть снег с ресниц, Энтроациокуль, стремительно появившись прямо под ней, зачем-то подносит руку ко рту. Бабуся, ахтунг! Поздно! Курло замирает. Чародейская игла вонзается ей в руку. Какое-то время Кэрилин находится в замешательстве - должно быть, пытается бороться с действием магии, а затем, перепутав все на свете, атакует Трумэна Душа, только что выпущенного на поле, превосходным сглазом. Метла Душа ломается сразу в трех местах. Тем временем Дрейфус, пересидев в тазике огненную струю Гоярына, забрасывает ему в пасть одурительный мяч. Магия еще не сработала, а таз, встреченный ударом хвоста, совершает экстренную посадку на песочек. Дрейфус выбирается из него и сердито смотрит наверх... Вспышка! Магия одурительного мяча охватила Гоярына! Кошмар! Мало нам было спятившей Курло! Теперь у нас еще и спятивший дракон!
Сообразив, что это может означать для Лотковой, которая все время держалась рядом с Гоярыном, Ягун бросился к ней.
- Улетай, Катька! - заорал он.
Было поздно. Гоярын ударил Лоткову крылом. Ее пылесос задымил. Спасаясь от струи пламени, которая вот-вот должна была последовать, Катя спрыгнула с пылесоса и уже у самой земли открыла платок-парашют. Ветер надул его, и она приземлилась вполне благополучно.
- Отлично продумано! Открой она платок чуть раньше - дракон бы ее поджарил или перегревшаяся Курло шарахнула бы запуком! А так тютелька в тютельку! - оценил Ягун. - Моя жена будет если не умнее меня, то, во всяком случае, предусмотрительнее. Женский ум - штука особенная. Чаще бывает или слишком большой градус, или слишком маленький. А вот Катька умна в самую точку - правильно, общепопулярно, без закидонов. Для семейной жизни о большем и мечтать нельзя.
Лоткова, спокойно шествовавшая к скамье запасных, посмотрела на играющего комментатора и вздохнула. Она привыкла к тому, что Ягуна нужно слушать не столько ушами, сколько сердцем.
- 6:3. Чихательный и обездвиживающий мячи до сих пор в игре, - продолжал Ягун. - От того, какому дракону их скормят, зависит судьба матча. Это так банально, что вполне сойдет за глубокую и оригинальную мыслю. Советую всем записать в свои блокнотики... Рамапапа, Замерзайло, Энтроациокуль и Умрюк-паша атакуют Гоярына. Чихательный мяч у Умрюка. Изредка бабай с ухмылкой перебрасывает его гандхарву Рамапапе. Замерзайло и Энтроациокуль и не пытаются завладеть мячом. Они мчатся вперед, явно намереваясь заняться Гоярыном и отвлечь его, пока остальные забросят мяч.
Бедолага Гоярын, охмуренный одурительным мячом, бесится и играет в Герострата со всеми подряд. Хоть у него и одна голова, зато какая! Соваться к нему крайне опасно. Замерзайло вновь рассыпается ледяной крупой. Он стремится запорошить дракону глаза. Одновременно он пропускает вперед Энтроациокуль, которая пытается уколоть Гоярына своим заговоренным шестом. Нет, наглость-то какая, а?
Таня и Пуппер бросились к Гоярыну, стремясь прикрыть дракона, который ничего не видел в этой ледяной завесе. Помогая им, джинн Фарух выдохнул струю пламени - пусть не такую, как у Гоярына, но достаточную, чтобы растопить ледяную магию Замерзайло. С воем Замерзайло вновь собрался воедино. Теперь он стал вдвое, даже втрое меньше. Две трети его были растоплены пламенем джинна, стали водой и ушли в песок.
- Эдакое финальное размышление на тему гномика! - подытожил Ягун. - Теперь, чтобы восстановиться, Замерзайле придется вернуться в родную Антарктиду. Хотел бы я стать огнедышащим джинном! Пусть не в этой жизни, так в следующей! Но что это? Гоярын бросается в атаку и встречает Энтроациокуль мощным ударом хвоста. Ее шест ломается, и ведьма выбывает из игры... Хоть одна хорошая новость. Но кто же все-таки отберет мяч у Умрюка и у Рамы, который чей-то там папа? К гандхарву и бабаю просто так не сунешься. Эта парочка подкрадывается к нашему дракону. Им всего-то и осталось, что спровоцировать его на метание огня и затем, пока он не захлопнул пасть, атаковать... Отважный Пуппер стрелой налетает на Рамапапу, однако гандхарв бесцеремонно сгребает его за шиворот и пытается сбросить с метлы! Со стороны это выглядит, словно спятившая горилла из зоопарка поймала третьеклассника! Протестую, это не драконбол! Это избиение малолетних!
На Рамапапу пикирует Танька, но прежде, чем ей удается вырвать мяч, гандхарв касается струн своей лютни! Ого-го, лютня против контрабаса! Это круто! Это вам не какой-нибудь барабан против губной гармошки! Но, увы, на этот раз не повезло! На Танькином контрабасе лопаются сразу две струны, и его относит в сторону. Бедная, бедная Танька! Беднее тебя по жизни только бедная Лиза!.. Гандхарв доволен. Он лучится от счастья, как фонящий реактор! Дайте мне стаканчик атомов, профессор!.. Эй ты, Умрюк! Живее всех живых, тупее всех тупых! Не ломай нам Пуппера!,. А-а-а!
И, забыв о рупоре, Ягун ринулся в бой. Таня беспомощно посмотрела на контрабас. Без двух струн он, хотя и держался в воздухе, утратил прежние скорость и маневренность. Теперь он летал не лучше, чем пружинный диван, который брали напрокат пожилые ведьмы, отправляясь на Лысую Гору.
Тане хотелось заплакать! Да что же эта сборная мира делает! Превратила матч в какие-то магладиаторские бои!
Она скорее почувствовала, чем увидела, что кто-то возник рядом. Она повернула голову и увидела ободряющую улыбку Нутто-Гнутто. Если, конечно, жуткую многозубую улыбку бабая кто-нибудь способен был назвать ободряющей. Для этого нужно было иметь воображение.
Нутто-Гнутто рванулся вперед. Таня и не предполагала, что массивный бабай способен развить такую скорость. Почти сразу он оказался между Рамапапой и Умрюк-пашой.
- Два сражающихся бабая - это сильно! Это душещипательно, как схватка двух дождевых червячков за один яблочный огрызок! - тараторил Ягун. - В одно мгновение Нутто-Гнутто вырывает мяч у Рамапапы и, стиснув запястье Умрюка, дарит свободу одиноким Пупперам! Освобожденный Гурий имеет вид полузадушенный, но благородный. По ходу дела Пуппер поднимает ручку и вяло шевелит пальчиками, приветствуя своих поклонников. Вот он - страстный английский темперамент! Горяч как мороженое! Поправив челочку, Пуппер вместе с Нутто-Гнутто атакует Агриппу. Он отвлекает дракона, вызывая огонь всех его глоток на себя, а Нутто-Гнутто точно и решительно забрасывает мяч в его среднюю пасть! Получай, фашист, гранату! Получи и передай другому! Вспышка! Оглушительным чихом бабая отбрасывает на сотню метров, но все уже свершилось! 6:5! Невидимки проигрывают лишь одно очко! Теперь для полного счастья осталось забросить только обездвиживающий мячик...
Таня, пытавшаяся добиться от своего покалеченного контрабаса хотя бы минимального послушания, внезапно перестала различать слова Ягуна. Они становились все тише и тише, словно кто-то постепенно убавлял звук. Вначале она решила, что это иссякает магия серебряного рупора, но почти сразу поняла, что дело в другом. И ей стало жутко, потому что именно в эту минуту она начала ощущать боль.
Локон Афродиты в кармане у Тани раскалился настолько, что прожег комбинезон. Жар достиг тела. Боль была невыносимой, точно в кожу вгрызлось раскаленное сверло. Она перестала что-либо видеть, слышать, понимать. Осталась одна боль. Не думая ни о чем ином, Таня отпустила гриф контрабаса и схватилась за карман. В ту же секунду ураганный порыв ветра, возникший из ниоткуда, сбросил ее с контрабаса. Таня падала и сквозь белую клейкую массу, заполнившую ее сознание, понимала, что не сможет произнести подстраховочное заклинание и заклинание смягченного падения. В мыслях все путалось, мешалось. Не было ни страха, ни удивления. Ей почему-то казалось, что она падает не вниз, а вверх. И вообще не падает, а скользит по бесконечному золотому волосу, который сплетается с лучами солнца.
Внизу же или вверху - там, куда устремляется ее полет - дрожит металлическая мачта, к которой изредка привязывают резервных драконов. Странная, неостановимая сила притягивает Таню именно к этой мачте, хотя, следуя всем расчетам, упасть она должна была совсем в другой части поля. Она упадет, и мачта пронзит ее насквозь. Даже магии Ягге не залечить такой раны.
"Кто это меня сглазил? Аббатикова? Маланья Нефертити? Лизхен Херц? Энтроациокуль?" - мелькнуло у Тани на миг, но и это было уже как-то неважно. В конце концов, так ли обязательно знать, кто помог поставить последнюю точку, если нить твоей жизни все равно тянется с небес?
Бейбарсов с криком вскинул свою трость, но смог лишь немного приостановить падение Тани. Магия, противостоящая ему, была гораздо сильнее. Трость Бейбарсова треснула.
Силовая защита поля брызнула магическими осколками. Это Ванька разнес ее двойным Искрисом фронтисом и ворвался на поле на ревущем пылесосе. Стремительная точка пылесоса метнулась наперерез Тане. Ванька схватил Таню за запястье. Некоторое время пылесос был в свободном падении, а затем Валялкин газанул до упора. Длинная реактивная струя вырвалась из трубы. Двигатель взревел. Однако это ничего не изменило: магия была сильнее. Они как падали, так и продолжали падать. Разве что Ваньке удалось немного отклонить Таню от металлической мачты. Возможно, теперь им удастся упасть на песок и хотя бы выжить. Но не успела робко забрезжить надежда, как тетя Настурция поднесла к глазам лорнет.
- Нет, вы видели! Джон Вайлялька спасает эту авантюристку! И на чем? На пылесосе, который эльф-дворецкий украл у меня месяц назад! Его возмутило, видите ли, что я задержала старые ботинки, полагавшиеся ему за пятьдесят лет службы! - сказала тетя Настурция, обращаясь к Графину Калиострову.
- Возмутительно, мадам! Разделяю ваше негодование! Слугам совершенно нельзя доверять! - сказал Калиостров, все еще зелененький после предыдущего поцелуя и не совсем пришедший в себя. - И что вы собираетесь делать? Вернете пылесос себе, когда они опустятся на поле?
- Ни в коем случае. Я верну его прямо сейчас. Сигналус багус заглушус! - мягко сказала тетя Настурция.
Произнесенные слова прозвучали совсем тихо. Искра, оторвавшаяся от кольца, была совсем слабой. Однако хватило и этого. Пылесос внезапно заглох. Могучая магия, не встречавшая более противодействия, вновь повлекла Таню к роковой мачте.
- Что вы сделали, мадам? - вежливо осведомился Графин Калиостров.
- Я выключила свой пылесос, чтобы это русское жулье не летало на чужой собственности! Запомните, друг мой: всегда надо устанавливать на магическую технику вербальные секретки! Угонщики нынче совсем обнаглели!
- Но они разобьются! - удивился Калиостров. Тетя Настурция возвела глаза к небу и приложила руки к сердцу.
- Да видит Зевс, я никому не желаю смерти. Я всего лишь распорядилась тем, что принадлежит мне.
- Я уважаю ваши принципы, мадам! Не пожалеть пылесоса ради торжества справедливости! - с умилением сказал Калиостров.
Неумолимая сила влекла Таню к земле, с каждым мгновением разгоняя ее все больше. Мачта приближалась. Рука Ваньки с прежней настойчивостью сжимала ей запястье. И это несмотря на то, что на него проклятие не распространялось. Он вполне мог еще отпустить ее и подстраховаться заклинанием, но не делал этого. И упрямый же ты, Валялкин! И зачем она тебе?